«Темник» встал и прошелся вдоль окна. Нетопырь над входом дернул крыльями, чувствуя возбуждение хозяина.
После Великого Потрясения, как именовали «темники» заключение Договора, колдуны долго, почти две тысячи лет, восстанавливали силы. Прежние пути могущества были закрыты. И «темники» пробивались к Тартару сложными и очень трудоемкими способами. Сколько его коллег погибло в ходе самоубийственных экспериментов. И, наконец, он вытянул выигрышный билет. Кто-то могучий отозвался на его призыв с Той Стороны!
«Теперь можно повернуть историю вспять. Я могу! – Фреймус улыбнулся. – Когда получу Список семерых Хранителей Печатей…»
– Тогда Магусу придется уйти на покой окончательно. – «Темник» погасил окно. Было еще много работы.
Глава 7
Они шли молча, быстрым, но размеренным шагом, и Дженни постепенно приноровилась к этому ровному ритму – ставила, не глядя, стопу на невысокие кочки или плоские камни, огибала загребущие кусты дрока, перепрыгивала через стелющиеся ветви можжевельника и с опаской миновала полные стылой черной воды бочажки. Но угнаться за Дьюлой не могла – тот всегда опережал ее, и ни одна веточка не трещала под его ногами, даже ни одна лужа не хлюпала!
Там, где он легко проходил, опираясь на два-три камня, Дженни сминала заросли вереска и с хрустом проламывала просеку. А уж про проплешины зелено-рыжего мха, напоенные водой доверху – до самых тоненьких моховых ниточек, и говорить нечего – она влетала в них с разбегу и тут же увязала по щиколотку. Через час после выхода со стоянки (немилосердный Дьюла поднял-таки ее в шесть утра!) в кроссовках Дженни уже вовсю хлюпала грязь, выплескиваясь радостными фонтанчиками при каждом шаге. Когда девушка в очередной раз провалилась по колено, клоун оглянулся. Оценил ее состояние и сказал:
– Привал, пять минут.
Девушка рухнула на землю, с облегчением сняла кроссовки и вылила воду. Сменила носки и устало оперлась на рюкзак.
– Уф… Нам еще долго?
– Мы только начали. Еще весь день идти.
Дженни вздохнула. Спорить с Дьюлой – себе дороже, но к таким резким нагрузкам она не готова. Пешие походы – не ее стихия.
– Привыкай, – угадал ее мысли клоун. – Настоящий человек Договора должен быть вынослив.
– А почему мы не могли подъехать на машине к его резиденции?
– Потому что. – Дьюла был лаконичен. Однако, видя, что девушка готовит следующий вопрос, все же пояснил: – К Фреймус-хаусу ведет только одна тупиковая дорога. И она под наблюдением. По всему периметру резиденции стоят камеры и датчики слежения. Даже если мы зайдем со стороны болот, нас заметят за несколько километров.
– Что же мы будем там разведывать? И как?
– Скоро увидишь.
Дженни поняла, что до обеда от зверодушца она больше и слова не добьется.
«Похоже, мистер Вадаш исчерпал свою словесную норму на утро, – подумала она. – А я хотела спросить, чему же он будет меня учить. Хотя тут и думать нечего. Буду изучать молчание разных видов – от угрюмого до ехидного. И спецкурс по злобноглядению».
Клоун поднялся. Привал закончился.
Девушка впряглась в лямки рюкзака – сегодня он казался ей куда тяжелее, чем вчера. Зачем Марко так его нагрузил? Одежда, еда… Дженни все понимала, но зачем ей стилеты? На кого она будет здесь охотиться – на девонширских пони?
Они все глубже забирались в вересковые пустоши. Давно скрылись из вида дома, столбы электропередачи, исчезла дорога и остались далеко позади заборы, о которые она себе все коленки исцарапала.
Поднявшись на пологую вершину гранитного тора
[27]
, девушка замерла.
– Ух ты! – выдохнула она.
Вокруг, насколько хватал глаз, простирались торфяные болота Дартмура.
Высокое прозрачное октябрьское небо, еще не затянутое серой пеленой облаков, легкий ветерок, чуть шевелящий бесконечный фиолетовый ковер вереска, дрожащая осока над черными бочажками, тусклое пламя рыжего мха, охватывающее валуны, все это она увидела новыми, словно омытыми утренней росой глазами.
А после… она не заметила, когда взгляд ее раскрылся, и болота вспыхнули огнем скрытой жизни. Мир преобразился – по мху струился призрачный зеленоватый огонь, проницая его нити, и каждый куст вереска объяло искрящееся фиолетовое пламя. Осока метала в небо нити нежно-зеленого света, и темным изумрудом пылал дрок, вцепившийся в камни.
– Ты видишь его? – спросил Дьюла, встав рядом.
– Кого?
– Ястреба. Вон там, над горизонтом.
Девушка поймала взглядом светящуюся точку в небе.
– Позови его.
– Как? – не поняла Дженни. – Он же дикий.
– Попроси его прилететь сюда.
Девушка потянулась к птице – не рукой и даже не взглядом, а всем своим существом, и ощутила ответную дрожь. Ястреб услышал ее. Но…
– Он не хочет, – удивилась Дженни.
– Охотится, – заметил Дьюла. – Ему не до тебя. К тому же ты не просишь, а почти приказываешь. Вон как вцепилась. Отпусти его…
Дженни сперва не поняла, о чем он говорит, но потом почувствовала слабые рывки – как будто туда, в синеву неба, была протянута невидимая нить и на конце ее бился и пытался сорваться воздушный змей.
И она дала ему сорваться.
Ястреб ринулся вниз, и девушка на мгновение ощутила его ярость и голод, а потом неведомо откуда долетел слабый писк, и тоскливое отчаяние наполнило сердце. На мгновение она задохнулась.
– Полевку поймал, – равнодушно заметил клоун.
– Это… это… – Дженни хватала ртом воздух. – Я сама там умерла!
– Ты почувствовала ее смерть? – удивился Вадаш. – Должно быть, связь распалась не полностью, и ты захватила и мышку. Однако на таком расстоянии…
Он замолчал и пошел вниз, с холма.
Таким был ее первый урок.
Дьюла заставлял ее проделывать странные упражнения: они лежали на камнях и слушали землю, ловили ветер пустыми ладонями и долго сидели у маленького ключа, сочившегося из-под камня.
У девушки ничего не выходило. Земля оставалась глухой, ветер – неуловимым, а ручей – мокрым и холодным. И все. Ясный взор ничем не помогал.
Сначала Дженни злилась, потом начала скучать, потом думать, затем наступила на хвост собственной гордости и стала расспрашивать клоуна. С таким же успехом можно было разговаривать со мхом. И, наконец, когда силы ее иссякли, а терпение готово было лопнуть, девушка услышала…
Нет, она почувствовала, как вода обняла ее красные от холода ладони, как живое существо, и Дженни услышала песню. Ручей пел о долгом пути – из глубины земли, сквозь пласты гранита, сквозь толщи известняка и слои торфа, меж корней вереска и нитей мха. Ручей пел о лазурной чаше моря, которое ждет его, он пел об облаках, к которым летучим паром поднимается вода жарким днем, и о туманах, стелющих свое холодное покрывало на усталую землю. Он пел о росах, искрящихся на лезвиях трав, и о прекрасном лике Луны, которая манит все воды…
