Книга Ловушка для волшебников, страница 30. Автор книги Диана Уинн Джонс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Ловушка для волшебников»

Cтраница 30

— Че-го? — только и сказал Громила.

— Перевожу для тех, кто не обременен мозгами, — ухмыльнулся папа. — Хатауэй заявляет, что слова я всегда посылал, оказывается, именно ему, и хочет, чтобы я продолжал в том же духе и посылал слова, как раньше. Но не подразумевается ли тут угроза? — обратился он к учтивому гонцу.

Гонец отвесил новый поклон.

— Достопочтенный сэр, мой господин так нравом мирен, что обидит вряд ли и муху, но сказать велел он вам: долготерпенью всякому предел на свете есть, и ежели его долготерпенья вы уже вкусили, то и оно, увы, небеспредельно, точней, вот-вот иссякнет, а отсрочка, которую по милости своей давал он вам, назавтра истекает.

— Что означает: сдай слова сегодня или пеняй на себя, — перевел папа озадаченному Громиле.

Тем временем духовой оркестр на улице доиграл «Боже, храни королеву!» и перешел на «Тихую ночь, святую ночь». Почему-то для папы эта невинная рождественская мелодия стала последней каплей. Он выдернул салфетку из другого уха и растоптал ее.

— Это уж слишком! С меня хватит! — ревел он. — Все, рассудок мой пошатнулся! Этого еще не хватало! — Он потряс пергаментом перед лицом у гонца. — Знаете, что я сделаю с этой дурацкой, идиотской штукой?

Гонец испуганно попятился к двери и помотал головой.

— Вот увидите! — прокричал папа. — И остальные тоже увидят! Торкиль! — воззвал он. — Слышишь? Арчер! Видишь? Смотри хорошенько!

Он промчался в прихожую и выдвинул ящик вешалки, носивший у Сайксов название «Все-кроме-нужного», поскольку там вечно находилось что угодно, кроме того, что ищешь. В ящике валялись мотки бечевки, старые ключи, заколки, скрепки, круглый значок с надписью «Я люблю Стоунхендж», и вот теперь все это добро полетело из ящика в разные стороны, пока папа лихорадочно рылся в нем. Наконец он вынырнул из ящика, весь красный и запыхавшийся. В руках у него были гвоздик для ковра, молоток и три погнутые канцелярские кнопки.

Все, в том числе и гонец, заинтересованно последовали за папой в гостиную — он шел и размахивал письмом, причем пергамент хлопал, как флаг на ветру. Папа сбросил одеяла с молчащего телевизора и решительно, в несколько ударов, прибил письмо к экрану. Тишину нарушали только стук молотка, вопль папы, попавшего себе по пальцу, и оркестр за окном, задушевно наяривавший «Тихую ночь, святую ночь».

— Теперь нам не придется созерцать Арчера! — объявил папа. — Вот так. А письмецо выставим на общее обозрение. Я буду показывать его каждому, кто придет в дом. И в обязательном порядке разъяснять всем содержание, захотят они этого или нет. Понимаете, что это означает? — напористо спросил он у гонца.

Гонец прижал к груди свою шапочку с пером и попятился.

— Посланье господина моего…

— А вот и нет! — гаркнул папа. — Это публичное свидетельство о смерти Квентина Сайкса как литератора, писателя, творца! Знаете, что я сделаю дальше?

Все покачали головой.

— За мной! — воззвал папа.

Все покорно двинулись за ним обратно в прихожую, где папа вновь полез в недра «Все-кроме-нужного» ящика. На этот раз он выкопал оттуда велосипедный замок и цепь, которые прилагались к велосипеду Катастрофы, пока его не украли. Бряцая цепью, папа направился к себе в кабинет. И опять все дружно пошли за ним.

— Смотри, Арчер! — воскликнул папа. — Слушай, Торкиль! И вы, все прочие, смотрите и слушайте! Я закую свою пишущую машинку в кандалы! Посажу на цепь! — Он обмотал машинку цепью поверх клавиатуры и защелкнул замком возле клавиши пробела. — Вот так! — сказал он гонцу. — Ваш Хатауэй ожидает письменного ответа?

— Мой господин в посланье указал вам: с вас причитается не менее двух тысяч тех писаных словес, по уговору которые должны вы предоставить, — ответил гонец.

— В таком случае вам придется вместо слов вручить ему вот это! — резко сказал папа. — Я более никогда не напишу ни слова! — Он подхватил скованную машинку в охапку и пихнул ее гонцу. — Берите-берите, отнесите Хатауэю и скажите — пусть сам пишет две тысячи слов. Пусть сам выясняет, есть в этом какое-то волшебство или нет, раз ему так невтерпеж. А теперь вон из моего дома!

Говард выпустил бледного потрясенного гонца. Духовой оркестр закончил «Тихую ночь» и начал «Открывайте двери, это Том и Джерри».

— Квентин, ты не слишком… — Мама не договорила.

— Нет, в самый раз, — огрызнулся папа. — Возможно, теперь они уяснят, что я всерьез. — Он сложил руки на животе и вызывающе глянул на Громилу. — Все, милейший, вам здесь больше оставаться незачем.

Громила помотал головой и осклабился, как обычно.

— Останусь, погляжу, чего будет, — твердо заявил он. — Помирать, так с музыкой.

Говард и Катастрофа вытаращили глаза. Вот это да! Небывалое дело! Громила по-настоящему пошутил!

Музыка продолжала накатывать волнами весь остаток дня. Предсказать, откуда она польется и когда утихнет, было невозможно. Торкиль тоже изощрялся как мог и выдавал все новые жанры. Иногда из чулана доносилась эстрадная музыка, против которой Говард с Катастрофой в принципе ничего не имели, а иногда опера — вот тут они решительно возражали. Порой по дому разносились звуки допотопных комических куплетов, которым радовался разве что Громила. Их сменяли духовные песнопения вперемежку с венскими вальсами и «Лебединым озером». Или же вообще звучало попурри — всего понемножку. Угадать, что заиграет в следующую минуту, ни у кого не выходило.

Арчер тоже не давал никому заскучать: он отключал и включал то газ, то электричество в таинственном, одному ему ведомом ритме. Вскоре Говард, Катастрофа и Громила наловчились кидаться к плите, как только в кухне загорался свет. А если Арчер включал и газ, то, держа сковородку наготове, можно было успеть поджарить яичницу, пока газ опять не отключится.

В середине дня духовой оркестр отбыл на обеденный перерыв, зато вместо него нагрянула Армия спасения. К этому времени в доме царил неимоверный холод и невыносимый шум. Водогрей включался и выключался так часто, что начал издавать подозрительные звуки и попахивал паленым. Из соображений безопасности папа и Говард отключили его совсем. Все надели на себя по два-три свитера, кроме Громилы, который застрял у Сайксов в чем был. Он позаимствовал у папы знаменитое «бродяжье пальтишко», из рукавов которого руки у него высовывались чуть ли не по локоть.

Шайка Хинда все еще ошивалась на противоположной стороне улицы. Может, кто-то из мальчишек и убегал перекусить, но с дюжину там все равно оставалось. А значит, Говарду и Катастрофе путь за порог был заказан. «Может, хулиганов тоже напустил Торкиль? — задумался Говард. — Нет, это не в его стиле».

После обеда соседи слева и справа начали названивать по телефону и жаловаться на громкую музыку. Соседка слева вежливо сказала: «Понимаете, Армию спасения или „Полет валькирий“ по отдельности еще можно вытерпеть, но вместе — увольте».

Говарда осенила идея — вырыть в саду яму и захоронить там все музыкальные инструменты и приборы. Папа охотно согласился, но добавил:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация