Возможно, Серене повезет больше, когда все это закончится. Наверное, следующий разумный шаг — окунуться в балы и вечеринки лондонского сезона. Не брак, а бегство от опасности. Тогда ее голова хотя бы будет занята чем-то другим, а не тем, что могло бы быть. «Теперь этого больше никогда не будет, — угрюмо подумала Серена. — Ибо Николас так или иначе потеряет ко мне всякий интерес, если я скажу ему правду». Серена чуть не заставила Николаса отказаться от своих правил, хотя он и не догадывался об этом. Николас Литтон не из тех, кто простит такую измену. Одинокая слеза скатилась по щеке. Как бы Серена ни рассуждала, она страшилась предстоящего разговора. Как бы она ни пыталась заглянуть вперед, прямо сейчас, в данный момент, ее будущее казалось безрадостным.
Николас тоже плохо спал. Он ворочался с боку на бок среди спутавшихся простыней и проклинал своего чересчур бдительного фермера-арендатора. В любовном томлении он вспоминал Серену, растянувшуюся на сене. Он никогда в жизни так не желал слиться в плотском экстазе. Николас просто снова перевернулся на другой бок, тщетно пытаясь найти прохладное место на смятой постели. Завтра. Если он не овладеет ею завтра, то лишится рассудка.
Утром Николаса разбудил бесцеремонный стук в окно спальни, в чем вряд ли был повинен его предупредительный слуга.
— Ник, ты, собака, вставай.
В дверях стоял Чарльз, лорд Авсбери, известный прожигатель жизни и лучший друг Николаса. Закрыв за собой дверь, он подошел к окну, раздвинул занавески, затем устроился в кресле у туалетного столика.
Николас сел в кровати.
— Лорд, похоже, ты рано встал. Какой черт тебя принес сюда? Пойми правильно, я рад видеть тебя, но нельзя же являться в такую ужасную рань.
— Я остановился у Чидлов, — ответил Чарлз. — Это в пятнадцати милях отсюда. Там на сегодня намечается пикник или еще какая-то глупость, так что я решил сбежать хотя бы на несколько часов.
— Понятно. Леди Чидл все еще не теряет надежды?
— Тут виновата моя мать. Они с леди Чидл старые приятельницы. Мать решила во что бы то ни стало женить меня на старшей дочери своей подруги.
— А ты, Чарльз, как смотришь на это? Самое горячее желание твоего сердца — жениться на Пенелопе Чидл?
— Спокойно, Ник. Я бы не стал говорить об этом столь уверенно. Однако я делаю успехи, уже время подумать о детской комнате. Мне уже стукнуло тридцать.
Николас потянулся к звонку, чтобы вызвать слугу.
— Чарльз, надеюсь, ты соображаешь, на что идешь. Ты, а не я. Я сейчас оденусь. Спускайся в гостиную. Хью принесет тебе кофе. Я скоро приду, и тогда ты сможешь поделиться со мной всеми новостями.
— Мне особенно нечего рассказывать. Дело в том, Ник, что ты сейчас главный источник новостей.
— Только не говори, что мой соперник по дуэли некстати умер!
— На этот счет нечего беспокоиться, он быстро поправляется. Можешь возвращаться в Лондон, когда тебе захочется. Нет, речь идет не о дуэли. Одевайся, поговорим за завтраком. Будь я проклят, если останусь здесь, когда на тебе даже ночной рубашки нет.
Разговорить Чарльза не удалось, и тот спустился вниз.
Глава 5
Николас быстро закончил утренний туалет и через двадцать минут присоединился к своему другу в гостиной. Чарльз смотрел в окно, за которым садовники выкашивали лужайку. Он был симпатичным человеком, славился отличным покроем своих фраков, которые всегда заказывал у Вестона, замысловатыми галстуками, которые всегда завязывал сам. Он не был ни высоким, ни так хорошо сложенным, как Николас, но обладал достаточно стройными ногами, благодаря чему хорошо смотрелся в плотно облегающих панталонах, украшенных кисточками ботфортах, разумеется, от Холби. Удивительно, что его приветливое лицо сохранило свежесть, хотя он водил дружбу с закоренелыми прожигателями жизни, которые пили и играли в карты.
Когда Николас вошел, Чарльз поднял лорнет:
— Мне почему-то не нравится, как ты завязал галстук. Сельская жизнь приучила тебя к небрежности. Тебе пора возвращаться в город.
Николас рассмеялся, сел за стол и отрезал себе ветчины.
— Чарльз, я никогда не был таким привередливым, как ты. Я сижу как на иголках, расскажи, почему светское общество заинтересовалось мной.
— Я слышал, ты дал отставку Диане Мастертон.
— Да, она надоела мне своими претензиями. Я велел Фрэнсису Элдону откупиться от нее. Ты же не хочешь сказать, что я стал предметом толков из-за этого?
— Нет, ни в коем случае. Как-никак… — Чарльз отпил кофе. — На днях я столкнулся с твоим кузеном Джаспером в «Уайт». Он поинтересовался, известно ли мне о распутной женщине, которую здесь часто видят в твоем обществе. Джаспер хотел узнать, не ради нее ли ты бросил прелестную Диану. Что и говорить, я ничего не смог рассказать ему, кроме того, что сомневаюсь в правдивости таких слухов, поскольку ты всегда следишь за тем, чтобы твои объекты страсти оставались на почтительном расстоянии.
Николас замер над ветчиной, которая лежала на его тарелке, и хмуро взглянул на своего друга:
— Она не объект страсти.
— Что?! — воскликнул Чарльз и от неожиданности пролил кофе. — Ты хочешь сказать, что здесь и в самом деле замешана женщина? Перестань, Ник. Это не в твоем вкусе. О чем ты только думаешь?
— Она живет не здесь, а в городке. Мне бы хотелось выяснить, как Джаспер разузнал о ней.
— Я не догадался спросить его об этом. Однако не удивлюсь, если он подкупает твоих слуг. Он на такое способен. В любом случае он сильно обеспокоен, ведь скоро твой день рождения.
Николас громко расхохотался:
— Так вот оно что. Он зря волнуется, ведь я не намерен жениться на мадемуазель Стамп.
— Вот как! Значит, она француженка, — небрежно заметил Чарльз, будто это обстоятельство все расставило по местам.
— Нет, в действительности она англичанка, хотя всю жизнь прожила на континенте.
— Что же она делает у тебя, если она не твоя любовница?
— Чарльз, это длинная история.
— Ник, ты так легко от меня не отделаешься.
Лорд Авсбери достал из кармана жилета покрытую эмалью коробочку и ловко открыл ее кончиком большого пальца.
— Расскажи мне все. — Взяв щепотку нюхательного табака, он удобно устроился в кресле и широко улыбнулся. — Любая история лучше пикника леди Чидл. Выкладывай, у меня впереди целый день.
Тщательно обходя детали интимных отношений с Сереной, Николас пересказал события последних нескольких дней.
Чарльз слушал, не скрывая всей гаммы эмоций — от неверия до скепсиса.
— Что это за бумаги?
— Завещание отца и подтверждение ее личности.
— Зачем ей подтверждать свою личность? Мне это обстоятельство кажется немного подозрительным. Теперь я вспомнил, почему мне ее имя кажется знакомым. Я сразу не догадался, но теперь вспомнил. А что в завещании?