– Вы забываете, что у него есть достойный наследник – сын Карл. Ведь недаром в народе его прозвали Смелым!
– Но в соперничестве с королем Людовиком требуется нечто большее, чем отвага и умелое владение мечом, – с чувством произнес фра Микеле. Он сделался так серьезен, что даже позволил себе повысить голос. – Поверьте, миледи. Я заговорил с вами об этом лишь потому, что стал сопричастен к одной тайной миссии, возложенной на вашего супруга!
Слова монаха немало взволновали меня, я не стала более возражать, и он продолжил:
– Так вот, за несколько недель до кончины графа из Дижона пришло секретное послание. Не подумайте, мадам, что я обманом узнал его содержание.
– Об этом вы могли бы мне не говорить, – заверила я его.
– Из этого письма следовало, что вашему супругу в составе бургундского посольства надлежит отправиться в Лондон, ко двору английского короля. Целью их миссии должны стать переговоры о возможности заключения брачного союза между Карлом Смелым и Марией Йоркской.
– Невероятно! – воскликнула я, зная, что наследник герцога все еще носит траур по своей жене.
– Оказалось, они прежде виделись и были весьма расположены друг к другу, – сказал фра Микеле. – Согласитесь, это мудрое решение объединить посредством брака двух старых союзников – Англию и Бургундию! Однако у такого объединения есть влиятельные противники…
– Ах, боже мой! Теперь я догадываюсь, почему вы так упорно твердите о короле Людовике! Ведь предстоящий союз станет для него точно кость в горле! – вскричала я.
– Мадам, он станет для него еще большим поражением, чем когда-то при Азенкуре!
Признаюсь, что наш разговор с братом Микеле не на шутку встревожил меня. Именно тогда я утвердилась во мнении, что муж мой был убит. Открылась и причина этого убийства – помешать исполнению герцогской миссии, возложенной на него. Ибо зная его твердый характер и верность бургундскому престолу, никто бы не мог усомниться, что он исполнит свой долг до конца и только смерть способна его остановить.
Почувствовав себя утомленной, рассказчица замолчала, в молчании сидели и ее слушатели. Кувшин с вином, что принесла в тот момент служанка, оказался как нельзя кстати.
– Теперь, пожалуй, мне стоит рассказать и о других событиях, не менее значимых и достойных вашего внимания, – вновь заговорила графиня. – Надо признаться, что случились они по моему легкомыслию, так как, обремененная делами, я поначалу не придала значения легкой простуде, которую юный граф Роллан подхватил на похоронах. И лишь по прошествии нескольких дней, зайдя в детские покои и увидев Роллана непривычно вялым, я обеспокоилась его здоровьем. Ах, какой я была скверной матерью! До сих пор при воспоминании об этом мне делается стыдно.
– А наш отец имеет обратное мнение. Он говорит, что лучшей матери и представить себе нельзя! – тотчас возразил ей Жакино.
– Спасибо за эти слова, дитя, ты очень добр. Однако я продолжу… Итак, когда я вошла в комнату сына и заметила, что лицо его чересчур красно, а лоб горяч, я немедля послала за лекарем. То был новый медик по имени Кокилер, не так давно прибывший в Помар.
В ожидании его мы с Татуш уложили Роллана в постель, хорошенько укрыли, а служанкам велели истопить получше камин и принести кувшин подогретого гипокраса.
Через короткое время Кокилер явился с лекарским сундуком в руках. К слову сказать, выглядел этот Кокилер прекомично – толстый живот его едва умещался в узком сюртуке, а гладко-розовое лицо, снабженное несколькими подбородками, навевало мысли о молодом поросенке.
Произведя подробный осмотр больного, Кокилер пришел к выводу, что у сына лихорадка, но поспешил заверить меня, что опасаться нечего.
«Ныне искусство врачевания легко справляется с такими недугами, как этот, – сказал он. – Нужно лишь правильно подойти к его лечению. Вы сами видите, что его милость дрожит и жалуется на то, что ему холодно. Исходя из правила лечить подобное подобным, я бы рекомендовал давать юному графу разные холодные кушанья. К примеру, листья салата, хотя зимой их негде взять… Что ж, тогда подойдут яблоки, груши из прежнего урожая, морковь и капуста. Такие продукты своей холодной массой способны остудить жар в организме юного графа».
Кокилер был ученым человеком, много лет он обучался медицине в университете Нюрнберга, к тому же говорил с таким важным видом, что я нисколько не усомнилась в его словах и принялась исполнять все, что он велел.
Но, увы, состояние моего маленького Роллана не только не улучшилось, а, напротив, день ото дня делалось все хуже и хуже.
– Ах, боже мой, как же страдал наш бедный батюшка! – всплеснула руками юная Элинора.
– Три дня и три ночи я не отходила от его постели, неустанно молясь и отбивая земные поклоны, – помолчав, вновь заговорила графиня. – Но лечение холодом не действовало. Мой мальчик пылал как в огне, пока не впал в беспамятство. Стыдно признаться, но в какой-то момент, когда я сидела подле сына, мне показалось, что от ложа его веет могильным холодом. Я словно бы увидела его мертвым, и мной овладело отчаяние и уныние. Бывший тогда со мной кузен Анри – в те дни он часто навещал больного племянника – как мог старался утешить меня:
«Не отчаивайтесь, Элинор. Все мы в руцех Господних. Вы молоды, красивы, ваше вдовство продлится недолго, вы еще родите сына…» – говорил он мне, а я молчала, не находя в себе сил возразить…
О! Если бы не няня Татуш… Надо отдать ей должное, она с самого начала ополчилась против нового лечения и без стеснения заявила, что никогда не слышала большей глупости. Ах, если б не она и не брат Микеле, то, возможно, ваш батюшка никогда не стал бы… отцом. – Рассказчица остановилась, в памяти ее ожили печальные воспоминания, на глаза невольно навернулись слезы.
– Словом, их старания и мои молитвы не прошли даром. По истечении двух недель лихорадка отступила, Роллан стал поправляться, пока окончательно не выздоровел. Видя, что сыну ничто более не угрожает, что он бодр, весел, а кроме прочего непоседлив и нетерпелив, я наконец позволила ему выйти на свежий воздух. Нетерпение Роллана объяснялось просто. В дни болезни случились его именины, ему сравнялось семь лет, а стало быть, наступило время взять его из женских рук и вверить мужскому попечению. Мудрый наставник, славный старый конюший Турнель, состоявший в свите мужа, взялся обучить сына всем премудростям, которые надлежало знать всякому рыцарю: как владеть копьем и мечом, щитом и луком, как заряжать арбалет и… А ну-ка, Бернар, подскажи мне, что там еще…
– …Стрелять из аркебузы, бросать каменные диски, а также как сидеть в седле, чтоб конь и рыцарь в доспехах составляли одно целое, – с охотой ответил юноша.
– Спасибо, Бернар.
– К вашим услугам, миледи.
– Меня к тому же обучали правилам охоты, смотря по зверю, они различаются, – с важным видом прибавил Жакино, уязвленный тем, что спросили не его. – Не забудьте, мадам, и о правилах свежевания добычи, ибо не пристало разделывать благородного оленя, как свинью на заднем дворе.
