Отрывался он, естественно, без Дашки и в итоге зачем-то привез к себе домой крашенную в красно-рыжий цвет коротко стриженную девицу с огромным бюстом и ногами, длина которых могла бы составить конкуренцию Великой китайской стене.
Увидев его квартиру, девица надула силиконовые губешки и заявила, что думала, будто он живет гораздо «шика-а-а-арнее…», и поначалу порывалась уйти, но так как Андрей наотрез отказался в этом случае оплачивать ей такси, томно закатила глаза с накладными ресницами и осталась. О чем он пожалел задолго до наступления утра. В сексе девица была вполне ничего себе, ловкая, опытная и весьма, весьма раскрепощенная. Однако он вышел из того возраста, когда мужчине только этого и надо. Ему не хватало еще чего-то. Душевного тепла, что ли… Хотя бы как с Дашкой. Так что проведенная с рыжей бестией ночь, несмотря на широкий спектр доставленных ею чувственных удовольствий, поселила в его душе горький осадок. О приятном томлении речи не шло.
Кое-как выпроводив с утра гостью, которая уже вполне смирилась с его квартирой и жаждала продолжения банкета, Андрей тотчас встал под душ — было такое чувство, будто он в чем-то измазался. И стоя под щекочущими струями воды, которые в этой квартире самопроизвольно меняли температуру и интенсивность, глядя на потрескавшуюся масляную краску на потолке и кое-где потрескавшуюся кафельную плитку, он подумал: а девица-то, пожалуй, права — жить в таких условиях и впрямь нельзя. Но на три миллиона (а теперь и на гораздо меньшую сумму, за неделю он здорово поиздержался) вопросов с жильем все равно не решить. И надежного будущего себе тоже не обеспечить. И избавиться от намеков и вопросов Дашки, которая становилась день ото дня все настойчивее, тоже не получится. Умом он понимал, что Даша искренне заботится о нем, тревожится за него, и в глубине души знал, что у нее есть для того все основания… И это-то его особенно раздражало.
Чтобы окончательно наладить свою жизнь, нужны были деньги, много и срочно. И способ добыть их у него был. Так что весь субботний день Андрей провел в раздумьях, что бы такого важного и дорогостоящего предложить Старьевщице, чтобы действительно ее заинтересовать. Он перебирал свои воспоминания, мысленно прикидывал, за какую цену он их уступит, как будет торговаться… Правда, торг этот он представлял себе весьма смутно — эта женщина подавляла его, все всегда выходило так, как хотела она.
С самыми противоречивыми чувствами явился он вечером в бар на Соколе. В запасе у него имелся довольно обширный набор тем, начиная от умения водить автомобиль и всех положительных эмоций, связанных с ездой и приобретением новых автомобилей современных и престижных марок и заканчивая (в самом крайнем случае) воспоминаниями о становлении, развитии и успехах его прежнего бизнеса — сети кафе быстрого питания. Что там ни говори, а эти воспоминания — из самых его любимых.
Старьевщица вошла в зал следом за ним, он даже не успел заказать себе традиционную порцию виски. И оттого, что появилась она так стремительно, у него возникло чувство, будто она специально крутилась где-то неподалеку, чуть ли не пряталась за углом в ожидании его прихода.
Едва поздоровавшись, он тут же начал излагать ей все, что надумал, но эта странная женщина даже не стала его слушать и, как он и предполагал, следуя привычной своей манере, уверенно и властно перебила его на полуслове:
— Нет, дорогой мой, это все не пойдет! Я тебя раскусила и поняла твой метод вести дела. Ты, как любой бизнесмен, норовишь подороже продать мне то, что не имеет для тебя самого особенной ценности. Бери, мол, Боже, что нам негоже. Меня такой расклад не устраивает. Я в своем деле, знаешь ли, тоже кое-что смыслю. Если ты хочешь действительно много денег — а ты хочешь именно этого, не возражай — я знаю, изволь предложить мне что-то такое, что по-настоящему дорого.
— Но откуда мне знать, что, по-твоему, дорого, а что дешево? — с досадой возразил он. — Если тебя не устраивают мои варианты, предлагай сама. А я скажу тебе, согласен я или нет.
— Я смотрю, у нас уже полноценный торг получается. По всем правилам рынка. — Старьевщица поднесла к губам звякнувший прозрачными кубиками стакан из толстого стекла — в этот раз она тоже заказала себе виски, только, в отличие от Андрея, со льдом. — Ну что ж… Как, скажем, насчет секса?
— Секса? В каком смысле? — он не понял.
— Да не дергайся ты! — усмехнулась женщина. — Я не предлагаю тебе заняться сексом со мной. Я предлагаю продать мне все твои воспоминания о сексе. Начиная с первых эротических снов и той толстозадой прыщавой девчонки, у которой уехали на дачу родители… Помнишь вступительные экзамены в техникум? И заканчивая твоей вчерашней рыжей шлюхой из кабака, которой не понравилась твоя квартира. Как тебе такая идея?
В глубине души Андрей сразу безоговорочно согласился на ее предложение. Да, эта сторона жизни оставила ему много приятных воспоминаний — но все они были на чисто телесном уровне, душу они не затрагивали. Продать воспоминания о случайных женщинах и интимной близости с ними он был готов без всякого сожаления. В том числе потому, что был уверен — при желании он быстро пополнит коллекцию. Чего-чего, а этого добра всегда навалом. Но заявлять о согласии он не спешил. Сделав вид, что думает, он помолчал. Потом спросил:
— И сколько же ты хочешь мне за это предложить?
— Ну… — Она в задумчивости покачала в руке стакан, растворяя в виски остатки льда. — Скажем, опять три миллиона.
— Рублей? — Андрей был возмущен до глубины души. — Ну, нет. На такую сумму за секс я не согласен!
В пылу спора ни он, ни она не обратили внимания, насколько двусмысленно прозвучала его последняя фраза.
— Не волнуйся, не рублей, — снова усмехнувшись, успокоила его Старьевщица. — Долларов.
— Согласен только на евро, — помотал головой Андрей, удивляясь своей наглости. Ведь все-таки в этих странных сделках, какие он заключал вечерами в любимом баре, условия диктовала она, не он. Андрей был уверен, собеседница не станет и разговаривать с ним дальше, мол, не хочешь — не надо, тебе деньги нужны, а не мне…
Но, к большому его удивлению, она вдруг согласно кивнула:
— Ладно, евро так евро. Значит, по рукам?
— Да, по рукам, — не веря до конца тому, что Старьевщица уступила, ответил он.
— Тогда пойдем! — Она поднялась с места.
— Куда? — Он снова ее не понял.
— Погуляем. Погода хорошая.
Ничего хорошего в погоде за окном не было — обычный московский мартовский вечер, холодный, ветреный, слякотный. И больше всего Андрея удивило то, что Старьевщица вышла на улицу, как была, в одном платье, не забрав из гардероба свое пальто, или что она там носила. Он тоже не успел одеться, но, как ни странно, не мерз. Андрей был уверен: сейчас они пойдут к машине, к ее автомобилю (а любопытно будет взглянуть, на чем ездит такая женщина!) или к его джипу, где его терпеливо и преданно дожидался Васильич. Но оказалось, у его спутницы и мысли нет садиться в авто. Она по-хозяйски подхватила Андрея под руку, и они пошли. Из тихого переулка они вскоре выбрались на шумный и оживленный Ленинградский проспект, а потом неправдоподобно быстро оказались вдруг на Новом Арбате. Андрей даже головой потряс, пытаясь отогнать наваждение. Неужели такое вообще может быть? Ну да, оказывается, может. Только что были на Соколе — и вот уже тут, идут мимо Дома книги, мимо японского ресторана, по направлению к кинотеатру «Октябрь»…
