— Погоди, Костян. Давай взглянем, что за икона такая…
Обрадованный, мужичок распахнул полы плаща. Их взглядам открылась большая икона, почти полностью скрытая черным прокопченным окладом. Сквозь круглые его окошки проглядывали два лика. Богородица. Определить иконописную школу им было не по зубам. Не разбирались они в таких тонкостях. Однако то, что икона написана явно не вчера, Андрей смекнул сразу.
— И сколько ты просишь? — деловито осведомился он у продавца.
— Да теща у меня на днях померла, — неожиданно вздохнул тот. — И ничего мне не оставила, гадюка жадная. Дом-развалюху — и тот племяшу отписала… Раз так, думаю, продам этот образ, он у нее в углу висел, она все поклоны перед ним била. Сотню дадите?
— Ты чего, сдурел, отец? — набросился Костя на обездоленного зятя «гадюки». — Стольник за эту копоть! Скажи спасибо, если тебе за нее червонец дадут. И то много будет.
— Не, за чирик я ее вам никак не отдам, — помотал лохматой головой мужичонка. — Жена говорила, икона, мол, старая, ценная. Может, она больших денег стоит.
— А нам и на хрен не на… — начал было Костя.
Но Андрей перебил его:
— На полтинник согласен? — Умело вести торг он навострился в общении с барыгами.
— Полтинник? Пятьдесят рублей?.. — Мужичонка заколебался. На его испитом лице отразилась происходившая в душе борьба. — Маловато что-то… Хотя бы рубликов восемьдесят.
— Ну, как знаешь, — Андрей развернулся, чтобы уйти, и нехитрый прием сработал.
— Ладно, черт с тобой, бери за полтинник, — отчаянно махнул рукой продавец.
И сделка состоялась. Андрей отсчитал деньги, забрал икону и старательно упрятал ее в плотный полиэтиленовый пакет, который всегда носил с собой — на всякий случай.
— Зря взял, — проворчал Костя, когда они отошли подальше. — По мне, так это деньги на ветер. Лучше бы Катьку в кабак сводил!
— Может, и зря. Скоро узнаю. Покажу сведущим людям, послушаю, что скажут. Если окажется, что фигня — ну так и ладно, не разорюсь, не умру.
Андрей говорил о покупке небрежно, как о ничего не значащем пустяке, но в душе был почти уверен: не прогадал.
Правда, каков выигрыш, об этом он тоже пока не догадывался…
2009 год
Воспоминание первое
Андрей. Кофе
Что может быть тоскливее, чем сидеть в пустом баре на Соколе, да еще в середине зимы, да еще в темную ненастную ночь с воскресенья на понедельник? Все нормальные люди отсыпаются перед рабочим днем, а здесь прочно осели конченые лузеры, которым некуда торопиться и единственной заботой которых является добыча денег на очередную безрадостную порцию алкоголя. Бармен Дима не в духе — день опять был провальным. А что тут поделаешь — кризис… За весь вечер посетителей раз-два и обчелся, выручки — никакой, так, по мелочи. Вот и сейчас бар почти пуст — никого. Вернее, не то чтобы совсем никого, торчит вон там, в углу, у окна, один кекс, но он не в счет. Он вот уже, считай, вторую неделю не платит за свою выпивку. Притаскивается сюда чуть ли не ежедневно, сидит допоздна, заказывает очень даже недешевое виски, хлещет его стаканами — и не платит. Конечно, сам Дима никогда бы не смирился с таким поведением клиента. Но тут такой случай, приходится терпеть. А все потому, что хозяин распорядился пока обслуживать этого типа в долг — в память о прошлом. Было время, и Дима его прекрасно помнит, когда этот парень считался vip-клиентом их бара. Он приводил сюда целые компании, не скупясь угощал всех, оставлял более чем щедрые чаевые… Тогда, естественно, весь персонал бара готов был пылинки с него сдувать. Да только теперь все в прошлом. Миновала пора, когда клиент этот, его, кстати, Андреем зовут, был респектабельным и сорил деньгами направо-налево. Сейчас он разорен. Да и не один он, кризис ударил по многим, что в России, что за границей. Вчера по телевизору сказали — в Америке крупнейший банк прогорел. А у нас все к доллару привязано… Что ж тут удивляться, что у всех сразу же начались проблемы? Из всех Диминых знакомых сегодня как минимум у половины полная задница с работой. Кому зарплату урезали, кого в неоплачиваемый отпуск отправили с самыми неясными перспективами, а у кого и вовсе фирма не выдержала, приказала долго жить. Вон брательник сколько лет в рекламе, бывало, по пятьдесят штук баксов в год заколачивал — и тот третий месяц работу ищет. Да и у самого Димы положение шаткое, с Нового года ничего не заработал, так, слезы одни. И хозяин поговаривает, чтобы закрыть кабак — и что тогда? Жить-то на что-то надо…
Впрочем, в себя бармен Дима верил, по крайней мере, надеялся, что не пропадет. Он парень и с головой, и с руками. Во всяком случае, до такого положения, как этот Андрей, постарается не опуститься. Этому-то, похоже, досталось сильнее других. И все потому, что падал с большой высоты. А несколько лет назад крут был, как вареное яйцо! От прошлого его благополучия остался только журнал «Форбс» трехлетней давности с маленькой фоткой Андрея Шелаева и информацией, что он, владелец сети кафе быстрого питания «Пиф-Паф!», входит в сотню самых богатых людей Москвы. Этот журнал Андрей в подпитии демонстрирует бармену, да и вообще всем и каждому по нескольку раз на дню, но это давным-давно никому не интересно…
Сидящему у окна Андрею, в свою очередь, все было неинтересно. Вот уже несколько месяцев его не заботило ничто, кроме краха, который он пережил. С тех пор как он стал банкротом, его ни на минуту не покидало тягостное ощущение, словно явившееся из страшного сна. Он падает в пропасть и летит, летит, летит вниз, а пропасти и мучительному падению нет конца. Спасение приносил алкоголь. И оттого Андрей теперь каждый вечер, как на работу, приходил сюда — в единственный бар, где ему соглашались отпускать спиртное в долг.
Сколько порций виски он влил сегодня в себя? Пять? Шесть? Может быть, больше? Может быть, даже намного больше… Сознание затуманилось, но, как ни странно, голова не потеряла способности соображать. И в общем-то Андрей понимал: ему давным-давно пора встать и отбыть восвояси. Бар работает до последнего посетителя, а таковой он тут остался один… Но уйти не было никаких сил. Дома — та же труба. И очень, черт побери, хочется кофе! Чашечку хорошего, крепкого и обжигающе-горячего кофе без сахара. Он уже почти приготовился обратиться к бармену со своей просьбой и предвкушал момент, когда тот засыплет в кофемашину смолотые зерна и по залу поплывет одуряюще восхитительный аромат кофе…
Запах кофе был для Андрея не просто запахом. Он был незабываемым воспоминанием. Воспоминанием о прошлом, о детстве, о счастье, том самом особом настоящем счастье, которое можно испытать только тогда, когда лет тебе совсем мало. В детстве человек счастлив, как сейчас говорят, по умолчанию. По природе своей ребенок — существо, инстинктивно предрасположенное к счастью. Какой бы трудной и даже трагичной ни была его жизнь, он все равно радуется и постоянно находит для этого все новые и новые поводы. Возможно, потому, что ему пока не с чем сравнить свою жизнь, она кажется ему единственно правильной, он еще не подозревает, что может быть как-то иначе. Но, скорее всего, все-таки потому, что детская душа еще не успела покрыться защитным панцирем и более открыта добру и надеждам, чем душа взрослого человека. А с возрастом все словно бы выворачивается наизнанку. Как бы спокойно и благополучно ни складывалась наша жизнь, мы не успокоимся, пока не найдем в ней некую занозу, нескладицу, неполадку, прицепимся к ней, заморочимся ею и почувствуем себя глубоко несчастными. И мы верим в придуманную нами драму, искренне жалуемся на нее друзьям, тратим на переживания время, здоровье, душевные силы… И понимаем, сколь нелепы такие страдания и сколь пустячен повод для них лишь тогда, когда случается действительно настоящая трагедия. Тогда мы хватаемся за голову и говорим себе: «Господи, каким же я был идиотом, когда так парился из-за какой-то фигни! Да она яйца выеденного не стоит. Нет чтобы жить в свое удовольствие и наслаждаться каждой минутой! А теперь этой возможности нет. И, наверное, уже никогда не будет…»
