— А «мы» — это кто? — настороженно уточнила Катя.
— «Мы» — это мы. Иван Палыч, Прохор Иванович и Авдотья Ивановна. Всем двором, — даже по телефону было ясно, что он улыбается.
— А твоя жена? — осторожно спросила Катя. — Она не… Ей не будет неприятно, что ты берешь с собой на каток постороннюю женщину? Дети ведь наверняка ей все расскажут.
— Ну, за это не беспокойся, это моя забота, — решительно, но не слишком понятно ответил Иван. — Так как, ты не против? Тогда скажи, куда за тобой заехать.
Перед встречей с его детьми Катя волновалась больше, чем перед самыми важными в жизни экзаменами. Ей отчего-то казалось, что Дуня и Проша обязательно встретят незнакомую тетю настороженно, будут стесняться и зажиматься в ее присутствии. Но ничего подобного. И мальчик, и девочка оказались на удивление жизнерадостными и веселыми, никакой замкнутости или зажатости. Катю они встретили точно знакомую, через пять-десять минут хохотали, болтали с ней и что-то наперебой рассказывали. День прошел восхитительно: Катя тоже скользила по льду на коньках — и как же ей было чудесно! Ей очень нравилось наблюдать за Иваном. Тот вел себя с детьми как большой ребенок, дурачился и веселился. Но при этом не забывал и обязанности отца и мужчины, следил, чтобы дети не перегрелись и не вспотели, и очень заботливо помог Кате, когда она, много лет не встававшая на коньки, по первости шлепнулась на искусственный лед.
В тот же вечер, около половины одиннадцатого, он ей позвонил:
— Привет, Катюша, ты можешь говорить?
От этого обращения сразу потеплело на сердце. Катюшей ее называли только близкие подруги. И еще, когда-то, очень давно, Андрей…
— Да, могу, — ответила Катя. Костя в соседней комнате увлеченно смотрел по телевизору боевик со своим любимым Стивеном Сигалом, и ему не было дела, с кем там болтает по телефону его жена.
— Звоню сказать тебе, что дети от тебя в полном восторге. Прошка сказал, что ты клевая, а Дуня, представь, утверждает, что ты похожа на Царевну-Лебедь с картины Врубеля. Их недавно с классом в Третьяковку водили, и она прямо запала на эту картину… Катюша, алло? Ты здесь? Ты меня слушаешь?
— Да, я здесь, слушаю… — ответила она, переведя дыхание. От его слов к горлу подступил комок и глаза набухли слезами — но, что удивительно, это было не горько, не больно, приятно. Она тихо улыбнулась.
— А как тебе мои бандиты? — По его тону Катя сразу же поняла, что вопрос задан отнюдь не из праздности.
— Очень понравились! — с жаром отозвалась она. — Такие чудесные ребята, такие милые, такие светлые, общительные… Я думала, таких больше уж нет. При такой нашей мрачной жизни — как им придется в ней?
— Ничего, справятся, — уверенно ответил Иван. — Они у меня ребята смышленые и активные. А если все с детства будут внушать детишкам, что жизнь тяжелая, мрачная, она такая и будет.
И в этом Катя была готова с ним согласиться.
В следующий раз они встретились вдвоем, гуляли по бульварам и разговаривали, потом снова с детьми… С каждой встречей она чувствовала, что ее все больше тянет к Ивану, и с каждой встречей в ее душе росло чувство вины за это. И в конце концов она все-таки решилась заговорить о том, что так ее угнетало.
— Знаешь, Иван… Я тут думала… Мне кажется, нам все-таки не стоит продолжать наше общение, — как-то собравшись с духом, решительно проговорила она, едва сев в машину.
— Что ж, как скажешь. — Он пожал плечами и нахмурился. Помолчал и добавил: — Мне, конечно, неприятно, что ты пришла к такому решению, но навязываться я тебе не стану, насильно мил не будешь, как говорится.
— Не в этом дело, Иван, — покачала головой Катя. — Признаюсь, мне и самой очень нравится быть с тобой. Но у тебя семья, детишки… Словом, своя — интересная и важная жизнь. Я совсем не хочу быть причиной твоих проблем.
— Катюша, если дело только в этом, — он положил ладонь на ее руку, — то позволь мне самому разобраться со своими проблемами, ладно? Ты сама рассказывала мне, что у тебя не слишком-то счастливая семья, довольно сложные отношения с мужем. Почему ты не допускаешь варианта, что и у меня может быть то же самое? Если я не рассказываю о своих сложностях, это не значит, что их нет.
— Да, но дети…
— А что дети? Поверь, детям гораздо лучше, когда они видят отца довольным жизнью, чем подавленным и раздраженным.
И она снова не нашлась, что ему возразить.
Они продолжили встречи.
Время шло, их взаимная привязанность крепла. Катю гораздо меньше мучила совесть. Иван по-прежнему очень мало говорил о жене, но из его обрывочных реплик она поняла, что Алла (так звали его супругу) очень мало бывает дома и почти совсем не занимается детьми. У нее собственный фармацевтический бизнес, и она много времени проводит в Швейцарии, но и дома, в России, она сверх головы занята. Детьми занимаются отец и дедушка с бабушкой, его родители. Катя с еще большим теплом и заботой стала относиться к Дуне и Проше, проводя с ними все больше времени. Ее мужу тоже было все равно, где она пропадает — казалось, Костя даже и не замечал, что жена стала намного реже бывать дома.
Она не просто приезжала к Ивану поиграть с его детьми, она стала для них близкой, своей, помогая их отцу в домашних заботах. С Дуней она ездила по магазинам выбирать ей одежду, учила к месту применять косметику, сделалась ее поверенной в сердечных делах. Что касается Проши, она первая заподозрила начинающееся у него искривление позвоночника, обратила на это внимание Ивана, устроила Прошу к хорошему врачу и сама возила его на лечебную гимнастику.
В общем, отношения продолжались, все шло хорошо, но у Кати имелась еще одна причина для переживаний. Она упорно оттягивала момент первой близости. К сожалению, эта область человеческих отношений стала у Кати поводом для еще одной душевной травмы. Выйдя замуж девственницей, в замужестве она так и не сумела открыть для себя приятные стороны секса. Сначала мешало отсутствие опыта и многочисленные юношеские комплексы, которые со временем не исчезли, а умножились, особенно после аборта. Катя стала бояться беременности и подсознательно начала испытывать неприязнь к близости с мужем. Чем дальше, тем меньше ей нравились их интимные отношения, но она не решалась заговорить об этом, стеснялась и не могла объяснить, что ее не устраивает. Интимная близость стала для нее чем-то вроде не очень приятной обязанности. Естественно, Костя чувствовал это, но вместо того, чтобы тактично и вместе поискать решение проблемы, стал упрекать жену в холодности и довольно быстро внушил ей, что она фригидна. И Катя смиренно поверила. Что ж, бывает. Не самая большая трагедия, можно пережить… Так что когда муж лет через десять оставил ее в покое, предпочитая утешаться на стороне, Катя с облегчением вздохнула. И пребывала в этом состоянии до знакомства с Иваном. Их встреча взволновала ее. Она понимала, без близости отношения будут неполноценными, да она, к ее удивлению, сама хотела близости, чего с ней не случалось очень давно… Но при этом она отчаянно боялась, что Иван, узнав о ее фригидности, без колебаний расстанется с ней — а одна мысль об этом была для нее смерти подобна. Она давно поняла, что влюбилась. Нет, больше — любит. Любит так, как не любила ни разу в жизни.
