— Через пару минут придет в себя, — доверительно сообщил Синии Хлёст. — Раньше мы называли этот прием «удуши цыпу», но звучит как-то педовато.
— Разумеется, — согласилась та. Этот прием и ей по работе пригодится. Надо попросить китайчонка, чтоб научил. — И теперь вы считаете, что ваш друг и эта его девушка — на самом деле вампиры?
— Наверное. Клинт сказал, что ему сообщил Император, а именно тот и навел нас на старого вампира в самом начале. Но как ни посмотри, нас они теперь не касаются.
— А если я скажу, что касаются? — спросила Синия. Ее мозг сшивал куски в единое целое, как швейная машинка на крэке. Это, конечно, безумие, но теперь перед нею расстилалось будущее — и манило к себе. — А если я вам скажу, что желаю, чтоб вы на них поохотились?
Хлёст заморгал так, словно она с ним говорила по-клингонски.
— А? — Он оглядел прочих Животных. Те прекратили свой боулинг и сгрудились вокруг беседы. Они стояли, а индюки оттаивали у них в руках, и от них шел пар. Словно Животные вышли в наряд — нянчить младенцев безголовых снеговиков. — Флад наш друг, — произнес Хлёст.
— Я же не хочу, чтоб вы его убивали, — ответила Синия. — Просто поймайте его.
Хлёст посмотрел на остальных, а те посмотрели куда-то еще — в пол, на прилавок с капустой и латуком, на репу, на своих мороженых подопечных.
— За мной не заржавеет, — сказала Синия.
Джоди лежала на кровати и смотрела, как в воздухе вращается Томми — медленно, туда и сюда, словно мобиль из бледного белого парняги. Высота потолков в студии была футов двадцать, и они были промышленными — открытые балки, больше ничего. Где-то посреди своего любовного акта они оба там повисли. Только Джоди, кончив, рухнула на кровать, а Томми остался висеть на одной руке. Приятная новость заключалась в том, что разрушения на сей раз они свели к минимуму — те ограничились изодранными в клочья простынями. А неприятная… ну, в общем, Джоди могла бы пару жизней обойтись без того, чтоб наблюдать Томми под таким углом.
— Нам все удалось, — сказала она. — Почти ничего не сломали.
— Думаешь, мартышки точно так делают? — спросил Томми.
— Я всегда считала, что это у тебя просто выражение такое. — Джоди полагала, ей удастся соблюсти достаточно беспристрастности к их любовным игрищам, чтобы контролировать ситуацию — то есть наслаждаться, но, так сказать, пользоваться. Однако Томми изменился, и теперь все происходило далеко не так. Она вся забылась, она не просто занималась с ним любовью, но ебала его, как сбрендившая мартышка. Это было хорошо, но сбивало с толку. Ей же нравилось быть у руля.
— Отсюда ты выглядишь сногсшибательно, — сказал Томми.
— А ты отсюда похож на флуоресцентную лампочку в форме парня. — Джоди ухмыльнулась ему, но тут же заметила перемену. — Стояка вот не надо, Томас Флад. Стояк тебе противопоказан, ты меня слышишь?
— Ты говоришь, как моя матушка, — ответил тот.
— Фуууу, — сказала Джоди, содрогнувшись и прикрыв глаза.
— Фуууу, — сказал Томми, сообразив, что он только что сказал, о чем и о ком.
Он спрыгнул на кровать и подскочил.
— Извини. Быстро намажь меня лосьоном, у нас до восхода всего несколько минут.
— Ладно, но только лосьоном.
— Ага, давай.
Джоди взяла флакончик и прыснула себе на ладонь.
— Повернись, спину натру.
— Но…
— А эту свою штуку направляй куда-нибудь в другую сторону, пис-сатель, никакой мартышечьей любви тебе сегодня больше не светит. — Сказать-то это она сказала, но без всякой убежденности в голосе — она бы согласилась еще на раунд, раз ему хочется, если б у них было время до рассвета. И тут вспомнила.
— Ты сказал, что нашел нам клеврета?
— Ага. Она начнет завтра… э-э, уже сегодня. Я дал ей денег, чтобы нашла нам квартиру. И сказал, что именно нам нужно.
— Ей?
— Ну — ты же помнишь ту девчонку из магазина?
Джоди перестала втирать, схватила его за плечи и развернула лицом к себе.
— Ты дал наш задаток на квартиру девятилетней девчонке?
— Ей не девять. Ей шестнадцать.
— Без разницы, Томми. Ты доверил наш секрет шестнадцатилетней девчонке?
— Она и так уже знала.
— Да, потому что ты выставил напоказ свои клыки, как лучший обормот сегодняшней ночи. Мог бы это как-то и объяснить, а еще лучше — вообще больше с ней не встречаться.
— Послушай, она сообразительная и будет нам верна. Честное слово.
— Проще было бы нас взять и прикончить.
— Ну а ты бы что сделала? А? Надо же кому-то доверять.
— Но шестнадцатилетней детке?
— Мне всего девятнадцать, а из меня получился отличный клеврет. Кроме того, она считает меня своим темным владыкой.
— А про меня ты ей вообще сказал?
— Конечно, она все про тебя знает. Что ты мой родитель — так называют вампира, который тебя сделал. Я даже сказал, что ты старше, и у тебя обширный опыт.
— Обширный? Обширный опыт значит, что я развратная старая разведенка. Сколько, по ее мнению, мне лет?
— Пятьсот.
— Что?!
— Но для пятисот ты отлично сохранилась. В смысле, смотри — я ж на тебя внимание обратил. Потри животик.
— Сам себе три животик. — Джоди швырнула в него флаконом, и Томми перехватил его в воздухе.
— Люблю тебя, — сказал он, намазывая себе лицо и грудь автозагарной жижей.
— Я запру дверь спальни, — сказала Джоди, когда у них на часах запищало: десять минут до восхода. На всякий случай она купила часы с будильниками обоим. — Ты же ключи ей не давал, я надеюсь?
— От спальни — нет.
— Здорово. А если она найдет на лестнице Уильяма и вгонит в него кол? Ты же мог дать ключи какой-нибудь поклоннице Баффи…
[10]
— Эта пакость должна подействовать только через восемь часов, поэтому к закату я стану сексуально бронзов.
— У нас в гостиной уже есть один бронзовый вампир. Сходи поинтересуйся, как ему это помогло.
— Он обезличенно бронзовый, а не сексуально, как я буду.
— Ложись в постель. И надень майку. Я не хочу сексуально бронзовых пятен на простынях, хоть те и рваные.
Томми проверил на нюх полдесятка футболок, наконец выбрал одну и лег. Он целовал Джоди и желал ей доброго утра, когда рассвет вырубил обоих.
