Ведьма Агата глаза от него отвернула, в зеркале своё отражение нашла, решила прядку растрепавшуюся на место зачесать. Хряк бедный и так и сяк рядом вертится, всеми силами надеется хоть как-то положение исправить…
– Взрослый обалдуй! До сих пор боится лягушек! И самому не смешно?
– Нет… это была детская травма, они на меня прыгали-и…
– Да знаю я, – раздражённо отмахнулась ведьма. – Уже миллион раз слышала, как твоя чёртова бабушка младенцем уронила тебя в болото и тебя там чуть не съели лягушки. Надоело! Пора взрослеть, беби. Развернулся и строевым шагом марш в трясину!
– Мадам!!!
– Всё, я сказала!
– Да я не про это… я… – В глазах хитрого чёрта появилось обожание, а в голосе придыхание восхищённое. – Я просто сражён вашей красотой! Какая причёска, какой стиль… Вы сменили имидж?
– Ну-у так, немного… А что?
– Ослепительно, просто ослепительно! Как вам идёт! И это восхитительное платье, так подчёркивающее благородство обтекающих линий!
– Чего обтекающих?!
– Я имел в виду, как оно оттеняет глубину ваших глаз!
– Ты находишь? – Агата задумчиво поправила корсет, взбивая груди повыше.
– Ну конечно, мадам! – продолжал извиваться Хряк. – Вы только посмотрите, какие у вас глаза! Это же просто чёрт его знает какие глаза! Две геенны огненные!
На последней фразе ведьма затормозила чуток, подумала, представила, но, видать, решила, что сравнение имеет место быть, а поэтическую вольность тоже ещё никто не отменял.
– Льстец!
– Ах, мадам. – Облегчённо выдохнув, чёрт поцелуйно припал мокрым пятачком к ручке своей хозяйки. Стало быть, сегодня не убьёт, а до завтра ещё простить может…
– Ладно, мерзавец. Приберись тут и можешь пока жить. – Агата нежно коснулась зелёного медальона на шее и потянулась к чёрному плащу. – Так, я в лес. У казаков с басурманами какая-то заварушка, посмотрю, чем всё дело закончится.
– Э… но, мадам, а как же… – Хряк смущённо указал на нерасколдованного Наума.
– Ах да. – И, не оборачиваясь, ведьма щёлкнула пальцами…
Вспыхнул голубой свет, и второй чёрт от неожиданности рухнул на пол. Лежит, болезный, затылком об котёл мазанулся, руки-ноги затекли, бородёнка дыбом встала, глаза, и без того косые, в кучку сошлись. А Хряк дождался, пока ведьма за порог, да как пнёт боевого товарища ногой в бок:
– Вставай, тунеядец бракованный!
– Ты чего?! Я чуть было не задохнулся… – слабо простонал тихий Наум. – Что это было, Хряк? Как она нас нашла? Ведь ты говорил, что порошок невидимости должен нас…
– Ну, бывает, должен, да не сработал. – Толстый чёрт уныло, скрестив ноги, присел рядышком, а мешочек с порошком за спину выбросил. – Видать, просроченный. Но не о нём речь. Ты даже не представляешь, чего мне стоило сейчас тебя спасти…
– Меня?! А почему меня?
– Да потому что она рвала и метала, когда узнала, что ты собирался съесть её суп!
– Я?! – поразился тощий чёрт. – Но, Хряк, это же ты хотел съесть суп!
– А кто стоял с миской в руках? Вилкой много супа не зачерпнёшь…
– Это ты меня попросил! А я отговаривал, помнишь, помнишь?..
– Какая ж ты всё-таки неблагодарная, Наум, скотина! Ему говорят, что его спасли, причём рискуя собственной жизнью, – она меня чуть в болото не закинула! А этот знай себе гнёт: «Это ты хотел съесть суп, это ты хотел съесть суп…» Да какая теперь разница, кто чего хотел?! Главное, что ты жив, дружище!
– Но ведь это правда, Хряк, это же ты хотел… – слабо отбивался Наум от могучих объятий толстого друга, который упорно гнул свою версию. С наивной туповатостью тощего чёрта это было не так уж трудно…
– Да ладно, братан, не извиняйся! – Толстяк беззастенчиво, до хруста смял узкие плечи своего тощего приятеля. – Разве ж я не понимаю… У тебя стресс, нервы, шоковая заторможенность реакций и всё такое… В общем, я на тебя не обижаюсь.
– Спасибо, – неуверенно кивнул Наум, но Хряк продолжил:
– Однако дружба дружбой, но есть проблема.
– Какая?
– Теперь тебе неделю придётся убираться в хозяйкином шатре.
– Мне? Одному?! За что?!!
– Да, да, – обречённо развёл руками брехливый толстяк. – А мне велено тебя контролировать. И тут уж… прости! Мы, конечно, друзья, корефаны, приятели, но не могу же я постоянно спасать тебя, рискуя собственной жизнью.
– Понимаю… – повесил пятачок Наум и кончиком хвоста слезинку вытер.
– Это хорошо. Так, а чего тогда сидим? Давай работай! Веник в зубы и арбайтен!
– Ну ладно, ладно, в ухо не ори… Сейчас дух переведу и…
– Как, ты ещё здесь?! – сделав страшное лицо, закричал Хряк, да так громко, что его слабовольного товарища отнесло в другой угол шатра. – Иди трудись, не сачкуй! Я всё вижу!
Вздохнул Наумка жалостливо, да и поплёлся за веником. А куда денешься, с кем спорить будешь? Хряк хоть и друг, но на подзатыльники не скупится. А ведьме Агате только заикнись про выходные или сверхурочные – вообще под березой закопает да ещё и плюнет ядом на могилу! Злющая – страсть, лучше уж не нарываться…
Сам-то Наум был чёрт тихий. Не спешите путать с «безобидный»! Свою работу по пакостям и вредностям добрым людям он выполнял со всем старанием, не зазря его ведьма держала. Но в сравнении с крепким, хамоватым вруном Хряком тощий чёрт выглядел если и не ангелом, то уж, по меньшей мере, интеллигентом. То есть гадости творил направо-налево, но с тёплой улыбкой и даже неким чувством неосознаваемой вины перед всем русским народом. Хотя, надо признать, глубокий внутренний протест перед пинками Хряка и диктатурой Агаты у него внутри зрел.
Ну да и пусть, сколько можно о чертях балакать? Мы лучше к другим главным героям сказки вернёмся…
Воевода басурманский со своим отрядом как раз на отдых расположился, ну чтоб до темноты выспаться слегка, перекусить сухим пайком да портянки просушить. Всё честь по чести, согласно немалому опыту на театре военных действий и часовых выставили, и оружие держали под рукой, да только не помогло ничего…
– Каза… – только и успели вякнуть часовые, когда их за горло брали.
– Какая коза? Не понял… – покривил губы воевода. – Карашир, разберись с козой!
– Слушаюсь, мой господин!
Чернобородый разведчик и двух шагов ступить не успел, как налетела на басурман лава казачья и такую «козу» показала, что приходи кума любоваться! Смяли степные кони копейщиков, а станичники, с сёдел спрыгнув, в шашки да на кулачки пошли, так и валяют захватчиков! А в тесном бою копья длинные басурманские скорее помеха, рубят их казаки на дрова, только в поленницу складывать успевай. Да и нагайка вёрткая, со свинцом на конце, похлеще кривой сабли будет – на взмах легче, а на удар по шлему медному, считай, куда как тяжелее. И уж коли разок так словил, то уж звону в голове-э, ровно в Царь-колоколе. То исть второй раз под горячую руку лезть ни дури, ни желания…
