– Но, дорогая, такая ночь и звёзды, чего ты упираешься, э?!
– Я сказала, нет! Завтра жду тебя с твоими людьми на опушке леса. Пока…
– Стой, женщина! – Главарь разбойников попытался было удержать её за запястье, но ведьма посмотрела ему в глаза таким взглядом, что он испуганно отдёрнул руку.
– Ещё раз прикоснёшься ко мне и умрёшь страшной смертью!
– Ладно, ладно, моя пугливая газель…
– Я повторять не буду.
– Да понял я, э-э…
Развернулась ведьма и пошла узкой тропинкой в глубь леса. Потом голову повернула и напомнила:
– Помоги нам разбить казаков, Сарам, и ты получишь свою награду…
– Вай мэ, неужели… – вновь воспрянул любвеобильный главарь, а коварная ведьма ушла в ночь, демонстративно покачивая бёдрами.
– Ай, какая ведьма-а…
– Я всё слышу!
– Это был… комплимент! – крикнул Сарам, но никто ему уже не ответил.
А в двадцати шагах от разбойничьего костра стояли в полной боевой готовности воины басурманского султана. Воевода отлично видел всё, что там происходило, и разбойников ненавидел всем сердцем, как только может ненавидеть бандитскую вольницу кадровый военный.
Но при этом вынужденно не мог не признать изворотливый ум этой коварнейшей женщины. Просто так, абы кому, диплом профессиональной ведьмы не вручается. Тут и учиться не один десяток лет надо, да ещё и меж подруг стервой себя проявить, каких поискать. Впрочем, в наше время таких мадамок всё больше и больше становится. Откуль ни возьмись, а повсюду берутся, в каждом коллективе имеются. Не ведьмы, конечно, стервы…
Ну, как только Агата Саломейская в лесу скрылась, дядя Сарам кошелёк с золотом на ладони подбросил, за пазуху спрятал и к костру вернулся. А там его уже любопытный Юсуф ждёт, интересно же парню: неужели вправду пойдут завтра эти храбрые лесные герои на врага? Может, и ему разрешат присоединиться? А письмо старейшине в аул он и после боя отвезёт, главное же подлых гяуров побить…
– Дядя, кто была эта женщина?
– О, это наша сестра. У неё большое сердце, она помогает нам вести борьбу за нашу свободу!
– Какая достойная женщина-а…
– Да, да, у неё много всяких достоинств, – задумчиво пробормотал дядя Сарам, поглаживая кошелёк за пазухой. – Ну, пойдём, дорогой, надо со всеми поговорить. Сейчас будет очень важное собрание.
Вышел Сарам к костру, встал в многозначительную позу, одну руку за спину, другую за отворот черкески, невольно копируя неизвестного ему императора Наполеона. Посмотрел свысока на своих бандюганов и велеречиво начал:
– О мои благородные братья! Отважные джигиты и бесстрашные воины! Завтра я поведу вас в великий поход на неверных! Это будет достойный и славный день, день, о котором мы всегда мечтали…
А разбойники недоумённо на главаря уставились. Вроде до сегодняшнего дня нормальный был человек, а тут какую-то хрень несёт псевдопатриотическую, знамя национализма и фанатизма религиозного поднимает. Раньше-то спокойно грабили себе всех подряд, паспортов и вероисповедания не спрашивая, и вдруг на тебе…
– Чего это он? – спросил толстый Бабур у кривозубого Саида. – Какой великий поход, почему славный день? И это мы, что ли, отважные джигиты?! Я особенно…
– Да плюнь, это спектакль для племянника. Щенок считает его героем, вот наш Сарам и пыжится…
– Завтра мы идём с вами на казачьи земли, вершить справедливую месть! – продолжал разливаться главарь. – Мы отомстим им за покорение Кавказа, за наши сожженные аулы, за проклятые имена Ермолова и Бакланова, которыми до сих пор пугают детей!
– Сарам, ты… как это, в своё уме?! – не выдержал Саид, хотя Бабур пытался удержать друга за руку. – Идти на казаков – это же верная смерть!
– Согласен, мой отчаянный брат, – мигом обернулся к нему прожжённый лжец, а сам глазами на Юсуфа показывает, дескать, помолчи, потом объясню. – Это будет беспр… беспрен… беспрецедентный подвиг! Но мы разделим эту славу с военными союзниками. Нашу священную войну вторым фронтом поддержат отважные воины басурманского султана Халила!
– А-а, так мы не одни туда попрёмся?! – сразу обрадовался толстяк Бабур. – И уж тогда пограб… ой, понасовершаем святую месть!
– Так бы сразу и сказал, – поддержал его воодушевлённый Саид. – Басурмане – это очень серьёзные союзники. Тогда другое дело, тогда мы тоже за эту, за твою… за священную войну!
– Покажем этим подлым гяурам! – загомонили, приплясывая, и остальные разбойники. – Сожжём казачью станицу! Возьмём богатую добычу! Отомстим за всё! А там и до белой крепости Астрахани доберёмся-а-а!!!
Юсуф, конечно, мало что во всём этом понимал. С одной стороны, он был рад, что его берут в настоящий поход. С другой, какая уж тут честь для джигита станицы грабить? Там же, наверное, не только казаки, но ещё и женщины, и старики, и дети. Неужели у них тоже надо всё отобрать и в этом смысл всего подвига? А он-то по наивности думал, что за сожженные аулы воевать надо с регулярной русской армией, нет?
Ну хорошо, дяде виднее, он человек опытный и настоящий вожак, вон как его все здесь любят и уважают…
Так вот, покуда разбойники лесные сами себя к завтрашней битве настраивают, шкуры неубитых медведей друг с дружкой шумно делят, мы с вами в ту самую станицу и вернёмся. Ночь ведь ещё, а ночи в степи тихие, долгие, глубокие, только комарики кусачие да гром далёкий спать мешают. Однако же в хате сотника шаги детские слышны, вы ж помните, что были у дядьки Андрея две дочки – старшая Ксения и малая Дашка. Ну, та самая, что сеструху большую мамке заложила насчёт поцелуев с Митькой за мельницей. Вспомнили? Так вот о них и речь пойдёт…
Ещё до рассвета вскочила Дашка со своей кроватки да осторожно, чтоб сестру не разбудить, к мамке прокралась. Встала рядышком, за плечо маму теребит…
– Ты чего, Дашенька? – проснулась сотникова жена. – Сон страшный приснился?
– Нет. Я к папке хочу.
Подняла её Настасья к себе на кровать, обняла, одеялом укрыла, вздохнула понимающе:
– А как я к твоему папке хочу… Ничего, не бойся, он скоро приедет.
– Да где ж его черти носят?
– Ты как об родном отце говоришь?! А по губам?!
– А мне Ксюшка сказала, что ты так сказала – «где его черти носят»…
– Та-а-ак… Ксения! Вижу, что не спишь, а ну иди сюда! Ты чему малую учишь, а?
– А что я? Сразу я, чуть что… – зевая, подошла дочка старшая и с другого бока к маме угнездилась. – Ничего я такого не говорила, врёт она…
– Я вру?! – аж подпрыгнула младшая. – Я не вру! И про Митьку за мельницей не вру, и про Сашку за забором, и про Петьку на скамейке, и про…
– Ябеда!
Как кинется старшая Ксения Дашку подушкой бить, та он неё по кровати кругами бегает, визжа счастливо. Жена сотникова терпела-терпела, да и сгребла обеих в одну охапку. Поприжала так, что пискнули, и по разным углам развела.
