А у сотника тоже шашка аж красной от перегрева стала, бросил он её наземь, чтоб рук не обжечь, она и пропала – как не было. Видать, к хозяину своему призрачному вернулась. Но что сказать: свою службу оружие дивное честно исполнило, вражеское волшебство верой и правдой победило, стало быть, можно и на покой…
– Ты что тваришь, нехароший казак? Ты зачем мне такую великолепную вещь испортил, э?!
Ведьма зарычала, да поздно. Увидал воевода честный шанс увильнуть от обещания, ятаган в ножны сунул, нет ему теперь ни смысла, ни печали султана Халила убивать. Сгорела перчатка-то, всё, тю-тю…
– Эй, что ты здесь стоишь? – чуть не плача, обернулся к нему султан. – Что все стоят? Этот тип… он плахой, он миня сейчас очень сильна абидел… Убейте его все наконец, а?
Ну тут уже все опомнились, конечно. Встало из кустов воинство вражье, сабли да копья басурмане подобрали, боевым порядком выстроились да по маху руки воеводы махнули все через речку на казака. Девушки-пленницы, одной верёвкой связанные, храброй Настасьей руководимые, остановить их пытались, да куда там… Оттолкнули их в сторону басурмане, а на сотника всей толпой могучею и бросились!
Встал казак, перекрестился, глаза закрыл, лицо к солнышку поднял. Что уж тут против такой-то силы одному, безоружному? Умирать тоже когда никогда, а надо. Взлетели над ним сабли острые, копья хищные, сталь точёная, да…
– Па-па-а! – на всю степь голосок детский раздался.
Замерли все от неожиданности. По сторонам огляделись. Видят, в полусотне шагов от них, на пригорочке, стоит грозная казачья лава! Кони донские в предчувствии боя удила грызут, копытом землю роют, из ноздрей пар пускают. Сами станичники, запылённые да усталые, на врага очень недобро смотрят, загодя рукава закатывают. А впереди на рыжем коне сам атаман суровый, дочку сотникову младшую держит.
– Папа-а!
– Дашка? – сотник улыбнулся, да так, что отпрянули невольно басурмане.
Всё, кончился миг слабости да смирения, передумал казак помирать героем, он теперь живым героем быть хочет. А значит, и будет!
– Ты поиграй в сторонке покуда, – атаман девочку с седла спустил. – А мы тут за твоего папку заступимся. Эй, хлопцы! Живьём брать демонов!
Свистнули казаки, и пошла лава с места в галоп! Как ударила по войску басурманскому, так в реку пограничную и опрокинула. А уж в реке не по-детски оторвались станичники, всё, всё гостям незваным припомнили…
И как на чужую землю без приглашения с оружием вторгаться! И как чужих девушек воровать! И как на честных людей нечистую силу с разбойниками напускать!
Басурман, конечно, раз эдак в двадцать больше было, да только не стоит сила против правды. Знают казаки, за что бьются, и нет у них жалости ни к себе, ни к врагу. В каждого словно медвежья сила влилась, усталости не ведают, страха не знают, валяют басурманских воинов, словно матрёшек деревянных. Те уже и не знают куда деваться, оружие наземь бросают, всем богам молятся. Кто похрабрей – сразу в плен сдаётся, кто похитрей – у танцовщиц восточных под вуалями прозрачными спрятаться норовят…
Воевода пытался хоть какой-то порядок навести, да куда там. В общей суматохе султан Халил исчез, словно сквозь землю провалился. Все бегают, кричат, падают, толкаются, друг дружку проклинают, совсем драться не хотят, какое уж тут организованное сопротивление? Даже слон и тот сбежал, пока по ушам не досталось…
– Карашир! Уходим!
– Далеко ли собрался? – атаман воеводу остановил.
Тот только в глаза ему глянул и решил второй раз в казачьих поединках судьбу не испытывать. На одно колено опустился и ятаган свой иранский рукоятью вперёд подал. Сдался со всеми потрохами: наплевать, надоело воевать…
А ведьма подлая, как только казаки в атаку пошли, первой пятки свиным жиром смазала. Жена сотникова в бою чей-то кинжал подняла, верёвки перерезала и детей искать кинулась. Но уж так случилось, что Дашка-малая к лесочку отошла да спиной на ведьму и натолкнулась. Обрадовалась злодейка, чёрной вороной напала на ребёнка, за шею держит, в кусты тащит…
– Со мной пойдёшь, мелкая дрянь!
Дашка мать видит и в крик:
– Мама! Мама-а!
– Отпусти… – Настасья просит, а у самой глаза слёз полны. – Пожалуйста, отпусти её. Я всё отдам, только не трогай ребёнка…
– Конечно, всё отдашь! – торжествующе расхохоталась ведьма. – Прочь с дороги, а не то я сверну её маленькую шейку!
– Умоляю, отпусти…
– Неужели ты думала, что у меня, Агаты Саломейской, можно всё отнять, всё сломать, всё мне испортить, а я возьму да и помилую девчонку?! Она привела сюда казаков! Она мне всё испорт…
Обернулась Дашка, увидела на шее у ведьмы медальон зелёный да и сорвала одним махом! Обомлела злодейка, враз колдовскую силу растеряла, руки расслабила, дочка казачья вмиг и выкрутилась. Кинулась к мамке, та обняла её, а медальон волшебный ногой в грязь вдавила. Тот хрустнул да и погас…
– Не-э-эт!!! – ведьма на них кинулась.
– Ты подожди здесь, лапка, – жена сотника попросила нежно. – А я пока с нехорошей тётей разберусь…
Размахнулась сплеча и от всей материнской души так врезала Агате в челюсть, что ту на полверсты в лес закинуло! Уж осталась она жива или нет, про то нам неведомо, но в степях волжских более эта ведьма не показывалась…
Сотник наконец-то жену любимую да двух дочерей отважных обнял. Кончился бой, домой поехали казаки, перед собою пленных гонят, сами песню поют…
Ой, при лужку при лужке,
При широком поле-э,
При знакомом табуне
Конь гулял на воле!
При знакомом табуне
Конь гулял на воле-э!
Ты гуляй, гуляй, мой конь,
Пока не споймаю.
А споймаю, так взнуздаю,
Шёлковой уздою!
А споймаю, так взнуздаю
Шёлковой уздою-у!
А далеко-далеко в лесу Баба-яга в своей избушке со стола на полупустую бутыль глядит задумчиво. Гадает, не перемудрила ли она с сотником да Агатой? Ищи-свищи теперь и того, и другого.
Вдруг стук да гром, вламывается в двери толстый мужчина, перепуганный, в одеждах восточных, богатых, и сразу под стол лезет, так что две чашки с блюдцем насмерть разбились, об пол упав…
– Мил-человек, ты куда полез-то?
– А-а, здравствуйте! Извините, пажалуйста, сами мы не местные, я вам тут уронил немнога, да…
– Да ты кто? – Яга очки на нос надела, чтоб лучше рассмотреть.
– Я? Султан. Султан Халил. Очень приятно…
– А чё у меня под столом делаешь, султан?
– Прячусь, э… Тут такое дело, я шёл жениться, а ко мне казаки пристали, особенна один…
– Так тебя казак послал? – Бабка от счастья нежданного своим ушам не верит.
