— Гм… дальше… я займусь руками.
Ее взгляд скользнул по моим металлическим пальцам.
— Я только за. Начальству нравится. Как насчет зубов?
— Зубов?
— Я лишь подбрасываю идею. Пуляю жеваной промокашкой. Вы собираетесь что-то делать с зубами?
— Нет.
Она уставилась на меня.
— Если вы намекаете на… какое-то решение вашей… — Я указал на мою челюсть.
— Нет. Конечно же нет.
— Потому что если дантист решил, что ваши зубы расположены слишком близко к нервам, чтобы их трогать, — очевидно, он прав.
— Мне наплевать на диастему, Чарли. Вопрос закрыт? Давайте я поясню. Речь не обо мне. Речь о том, что вы собираетесь оттяпать свои чертовы руки. — (Я моргнул.) — И позвольте предупредить вас прямо сейчас, что нам предстоит серьезный разговор на эту тему, потому что я все еще зла на вас из-за пальцев. Вы пошли не тем путем. Решили себе расплющить руку, поставили меня перед фактом. Я все уладила. Сделала то, что положено. Но мне не нравится пребывать в неведении. Хотите провести деструктивные испытания — зайдите сначала ко мне. Вы поняли? Я умею рассуждать здраво. — Она развела руки. — Моя задача — помогать. Но держите меня в курсе, Чарли. Держите меня в курсе.
— Хорошо. — Я кашлянул.
— И еще одно. Представьте, что мы конструируем тело.
Я открыл было рот, чтобы сказать, что этим-то я и занят, но она воздела палец:
— Изумительное тело, нужное каждому. Идеи насчет того, как изготовить это самое тело, исходят главным образом из одного конкретного мозга. Мозг важен, согласны? Ключевая вещь. По ходу создания тела главной задачей, абсолютным приоритетом является сохранение этого мозга. На мой взгляд, Чарли, тело это никак не Лучшие Ноги, которые вы носите. Это не органы. Не протезы. Тело — способность их создавать. Тело, которое я предположительно строю, Чарли, представляет собой отдел, умеющий совершенствовать биологию и выпускать соответствующую продукцию. Улавливаете? — Она кивнула. — Я думаю — да. Вы — мозг. Вы являетесь частью, которую я должна сохранять. — Она нахмурила брови. — Что вы делаете?
Я посмотрел вниз и обнаружил, что растираю ладонью свое титановое бедро. Очевидно, я пытался его массировать, чтобы восстановить кровообращение в больном месте.
— Ничего.
— Не отпирайтесь.
— Фантомная боль. Ничего страшного.
— Фантомная?..
— Обычное дело. Пустяк. Программный сбой. Технический аналог икоты.
Она захлопнула рот.
— Вот об этом я и твержу, — заговорила она. — Когда я слышу такие вещи, то знаете, о чем думаю? Об этих… — она указала на мои ноги, — техногенных фантомах?.. Мне хочется изъять мозг из тела и поместить в колбу. Вот чего я хочу. Спрятать мозг куда-нибудь в безопасное место — тогда все равно, что станется с телом и какие возникнут ошибки. С мозгом все будет в порядке. Понимаете? Необходимость отделить мозг от тела?
— Но я и есть тело. Я мозг и тело. Их нельзя разделить.
— Представьте, что можно, — парировала она.
Повисло молчание.
— Я делаю органы для себя, — сказал я. — Не только для других.
Она пристально воззрилась на меня. Затем улыбнулась:
— Я думаю, мы поняли друг друга. Вот что я вам скажу. Занимайтесь, чем занимаетесь, а я посмотрю, что смогу сделать со своей стороны. Объединю вашу реальность с реальностью компании.
— Хорошо.
— Как вам нравится зуб со встроенным телефоном? — осведомилась она. — По-моему, я видела такой по телевизору.
— Гм.
— Это будет функционально. Не просто, а весьма функционально. Я не к тому, чтобы вы бросили косметику. Ее любят все. Но если вы испытываете потребность — не знаю — оснастить зубы телефонами, то вот вам сигнал. Потому что вы ученый. Генератор идей. Вы это знаете? — Она рассмеялась.
— Да, — ответил я, хотя думал иначе.
— Я рада, что этот разговор состоялся. Серьезно. Спасибо, что нашли для меня время, Чарли.
— О'кей, — отозвался я.
— И держите меня в курсе.
— Договорились.
На выходе я оглянулся. Одна щека у нее выпирала: она что-то нащупывала языком.
Номер Лолы был с балконом. Холодало, но она запахивалась в одеяло — так мы могли сидеть снаружи, взирая на свет автомобильных фар и уличные фонари. Лола перегнулась через перила и поежилась.
— Если закрыть один глаз, машины кажутся игрушечными, — сказала она. — Щелчком можно сбить.
Я положил руку ей на талию. Или туда, где та должна была находиться. Одеяло было толстое. Она подняла на меня глаза. Ее губы дрогнули. Затем мы синхронно обернулись: сестра суетилась вокруг кровати, собирала в ведро мусор со столика.
— Она всегда заявляется перед тобой, — сообщила Лола.
— Правда?
— Когда тебя нет, ее тоже обычно не видно.
Сестра поймала мой взгляд и улыбнулась через стекло.
— Я хочу уехать. — Лола обняла меня и стиснула. — Уехать туда, где никто не будет смотреть.
Это была хорошая мысль. Я пребывал в нерешительности.
— То есть когда ты закончишь работу.
— Да.
— Я не хочу, чтобы ты прекращал.
— Может, придется выделить время на восстановление, — сказал я. — В смысле рук.
— В самом деле, — откликнулась Лола.
Она тронула меня за рукав. Все мои волоски встали дыбом. Биологии нет равных в сенсорной обратной связи. Я даже и близко к такому не подошел.
— Мне нравятся твои руки. — Ее ладонь не останавливалась. Она достигла моих металлических пальцев. — Но они тоже нравятся. — Лола прижалась ко мне лбом. — Те, что ты сделал сам.
Возвращаясь в ночлежку, я решил прихватить растение в кадке. На этаже Лолы их были десятки, и жизнерадостные островки зелени действительно создавали особую атмосферу. Я хотел поставить несколько штук в лабораториях, но не мог из-за опасности загрязнения. Но я мог украсить собственную комнату. Я перенес растение и поставил его в угол.
На следующий день я всерьез занялся обратной связью. Эта тема оказалась на удивление малоизученной. Статьи носили спекулятивный характер; в них описывались эксперименты, которые могли бы принести пользу, если бы другие мыслители залатали другие зияющие прорехи. Начинались они так: «На сегодняшний день отмечен небольшой интерес к проблеме восстановления чувствительной функции, утраченной в ходе ампутации».
Меня это раздражало. В любом магазине электроники за три сотни баксов можно купить игровую консоль с джойстиком, оборудованным гироскопом и двойной обратной связью, который вибрирует и содрогается, имитируя восемнадцатью разными способами ощущения при управлении танком на поле боя. Однако никого не интересовало, как восстановить осязание при потере руки. Таким выдавали клешню образца 1970 года. Так решалась проблема. У нас была технология, но только не там, где нужно. Меня удручал не столько моральный аспект, сколько неэффективность происходящего. Это было неправильным распределением ресурсов. Я видел логику в том, что компании тратят сотни миллионов долларов на игровые приставки вместо протезов, способных вернуть людям чувствительность. Но всякий раз, когда я натыкался на этот «небольшой интерес», мне хотелось кого-нибудь стукнуть.
