– Она не живет, а мучается! – строптиво ответила Лалли. Если
в раю ее нрав несколько и улучшился по сравнению с тем, каким был на земле, то
ненамного.
Елизавета кивнула. Все же речь шла о дочери Лалли, ей
видней. Мать есть мать. С этим нужно считаться. Да и Георгий обрадовался.
Конечно, он хотел бы увидеть и сына, но сын придет еще не скоро. Очень не
скоро! Ему еще мучиться да мучиться там, на земле.
Елизавета любила вспомнить земное. Последние годы ее жизни
прошли в краю, очень далеком от ее родных мест. Те годы она старалась не
вспоминать: слишком много горя испытала. То время, которое она провела рядом с
Георгием, было самым кратким, но самым лучшим в жизни. Интересно, а что будет
вспоминать та девочка, которая идет вон там, по розовым облакам, приближаясь к
вратам райского сада?
В раю, надо сказать, есть одна особенность. Все его
обитатели пребывают в том виде, в каком они были наиболее счастливы на земле.
Ну а поскольку счастье, как правило, – спутник молодости, в раю так много
молодых и красивых лиц. Однако дочь Георгия, видимо, была счастливей всего в
раннем детстве. Да ей же годика два-три, не больше!
Георгий ринулся к ней, подхватил на руки. Она хохотала,
откидывая черноволосую кудрявую головку.
Лалли смотрела, укоризненно качала головой. Может быть, она
сердилась, что дочь не подбежала сначала к ней первой?
Оглянулась на Елизавету:
– Ох, знала бы ты, как я намучилась, рожая эту девчонку!
Может быть, именно поэтому я сына любила больше. И еще из-за имени, конечно,
из-за ее имени…
Георгий подошел с дочкой на руках, и Лалли наконец-то смогла
ее поцеловать.
Девочка обернулась с материнских рук и посмотрела на другую
женщину своими черными глазами. Если бы обитатели рая могли плакать, та, конечно,
заплакала бы сейчас. Но она улыбнулась.
– Как тебя зовут? – спросила девочка.
– Елизавета. Лиза, – ответила та.
– Значит, тебя назвали в честь меня? – сказала девочка.
Если бы обитатели рая могли плакать…
