В убогой муниципальной школе, где училась Рита, дочка,
неожиданно оказался большой зимний сад, и у преподавательницы биологии не было
более верной помощницы, чем Рита? Аксакуф, как ее здесь называли. Девочка была
просто помешана на диковинных растениях. Какие-то амазонские лилии, цветы
аргентинской ванили, филиппинские орхидеи, замбезийские папоротники – где
только она не отыскивала семена или отростки экзотических тропических растений,
изо всех своих неразумных сил пытаясь заставить их расти в горшках, кашпо,
ящиках, кадках и даже бочках! Кое-что приживалось, но кое-что вымирало,
конечно. Рита переживала, рыдала горько, и утешить ее можно было, только
пообещав раздобыть очередное невиданное растение. В основном, конечно,
удавалось это Татьяне: сделавшись помощником управляющего maison de couture
«Русская мода», «La mode russe», она часто посещала на дому состоятельных
клиенток, привозя к ним очередную коллекцию, если сами дамы по каким-то
причинам не могли явиться в maison или просто ленились сделать это. Стоило ей
увидеть какое-нибудь экзотическое деревце или цветок, как она проявляла чудеса
шпионской ловкости, лишь бы его раздобыть для дочери: способна была даже
прислугу подкупить! Впрочем, гораздо чаще удавалось выпросить отросток у самой
хозяйки. Последней idée fixe Риты стала белая сакура. Сакуру, японскую
вишню, цветущую розовым цветом, в Париже раздобыть было можно: если не в
посольском сквере, то в одном из дорогих японских ресторанов, один из которых
так и назывался – «Сакура». В посольский сад, конечно, ходу не было никакого, а
из ресторана Дмитрий намеревался выкрасть отросток с помощью знакомого
прапорщика-башкира, с которым вместе когда-то драпали из Казани – тот служил в
«Сакуре»… японцем. (А что такого? Русские офицеры самых высоких званий
частенько трудились в кабаках цыганами (брюнеты) либо малороссами
(светловолосые). Так почему бы башкиру не сделаться самураем?) Может статься,
белая сакура в «Сакуре» и произрастала, однако доступа туда у Дмитрия уже не
было, поскольку его знакомого башкира, как выяснилось, из японцев погнали, и
теперь он служил узбеком в «Самарканде»: плов на блюде подавал да наливал
зеленый чай в пиалы. Рита про сакуру отцу все уши прожужжала, всю душу из него
вынула, да где ж ее взять? Дмитрий уже приготовился копить деньги, чтобы
поездить по дорогим питомникам, собрался даже заказать каталог «Jardin des
platanes», «Сада платанов», питомника, который специализировался именно на
экзотических растениях, как вдруг нынче вечером, ожидая Кусонского перед концертной
залой, случайно поднял глаза на изящную полуколонну, стоявшую в скромной
стенной нише, – да так и обмер: в ракушечном кашпо возвышалась она – белая
сакура! Дмитрий столько раз видел ее изображение в многочисленных Ритиных
книжках по цветоводству и каталогах, что узнал с одного взгляда. Неужели она
всегда тут стояла? Или появилась недавно? Откуда взялась? Чей-нибудь подарок
РОВСу? А впрочем, какая разница! Главное, вот она, перед ним, белая сакура,
можно неприметно отломить веточку, спрятать под борт кителя и…
Отломить веточку он успел, а вот спрятать – нет.
Ч-черт, теща никак не могла знать про эту сакуру. Или могла?
Насколько известно Дмитрию, она ни разу не бывала в здании РОВСа. Или бывала?
От Лидии Николаевны всего можно ожидать. Но даже она, настоящая ведьма, никаким
образом не могла догадаться, что ему взбредет в голову отломить веточку именно
сегодня – и его за столь неблаговидным занятием засечет Шадькович.
Вот холера, а? Неужели и впрямь – ясновидящая, вторая мадам
Ленорман, не уступающая первой…
Чудеса! Сказки! Невероятно! Не может быть!
Дмитрий нипочем не желал смириться.
– А все же про болезнь и про лекарства – чушь, к делу никак
не относящаяся, позвольте сообщить вам, многоуважаемый Кирилл Андреевич! –
произнес он с заносчивой интонацией самонадеянного юнца и повернулся, чтобы
уйти: ну хоть такая малость, как последнее слово, должно было остаться за ним!
Однако рука Шадьковича проворно ухватила Аксакова за рукав:
– А по-моему, самое главное здесь – именно болезнь,
именуемая тоской по родине, и лекарства, которые вы тайно пытались найти на… на
рю Дебюсси, – Шадькович оглянулся, понизил голос: – в «Обществе возвращения на
родину». Там же искал их и я. Искал – и нашел… А вы?
* * *
Лелька повернулась перед зеркалом раз и два, изогнулась,
пытаясь заглянуть себе за спину: как сидит новая алая кофточка, не морщит ли,
не тянет. Не видно ничего! Ну что в таком-то жалком стеклышке разглядишь? Давно
нужно большое настенное зеркало купить, да где ж его возьмешь… В магазине одни
пустые полки, а талон в закрытый распределитель еще выпросить надо. У кого же
его выпросить? У начальника цеха? У главного инженера? А может, братик
принесет? Сказать ему: «Гошенька, мне зеркало нужно, да побольше, но не просто
так красоваться, а для нашего дела!» Принесет или нет?
Она невесело хохотнула.
– Лелечка, – донеслось из угла чуть слышное, – деточка, не
крутись перед зеркалом, маленькая! Это грех, грех. Иди лучше книжечку почитай.
Или в куколки поиграй…
– Я уже не маленькая, – вздохнула Лелька, – давно уже не
маленькая. Мне уже двадцать пять. Ты забыла, няня? А куколки мои – вон, под
окошком топчутся.
И чуть приподняла выщипанные, подкрашенные брови,
прислушиваясь.
Из приоткрытой форточки слышно гудение мужских голосов.
Мат-перемат – а как же иначе, ведь голоса принадлежат проснувшемуся от вековой
спячки пролетариату! – изредка перемежается нетерпеливыми восклицаниями:
– Ну где там эта сука?
Сука – это она, Лелька Полякова. Пишбарышня из заготконторы,
или, как теперь говорят, машинистка. Машинистка, а еще… а еще первейшая
потаскуха во всем районе. А как иначе жить? Что толку с заготконторы, в которой
она трудится! Про Лелькин веселый нрав каждому известно, в том числе и
участковому, и в жилтовариществе. Ну и что? Никто Лельку не трогает, потому
что, поговаривают, среди ее ухажеров есть очень влиятельные граждане. Да и что
тут такого? Лелька весело и охотно дарит свою благосклонность каждому-всякому,
кто о ней спросит. Никому не отказывает и со всяким идет к нему на квартиру или
в общежитие к «группе товарищей», а если своего жилья у человека нету или, к
примеру, там жена из угла в угол мечется, а детки на рояле гаммы наигрывают или
за столом обеденным делают завтрашние уроки, то она и к себе приведет, в
полуподвальную комнатку на улице Загорского, бывшей Малой Печерской, в
деревянном доме, что стоит почти бок о бок с заброшенной, ободранной часовенкой
Варвары-великомученицы. Конечно, часовня давно закрыта-заколочена, зимой ее
чуть не до крыши заметает снегом, летом к стенам льнет крапива выше человеческого
роста, ну да и ладно, кому она нужна, та часовня, вместе с какой-то там
Варварой-великомученицей…
