Он шел по обочине шоссе и размышлял, откуда знает эти слова.
Вроде бы с испанскими тореадорами отродясь не встречался, не знался, не общался.
Так откуда же? И в ту минуту, когда, совершенно того не ожидая, он чуть ли не
уткнулся в полутьме на столб с прибитой к нему табличкой: «Villa «Myosotis»,
вспомнил: да ведь Витька Вельяминов, очень увлекшийся аргентинским танго в пору
их жизни в Энске, вдруг решил выучить испанский язык, чтобы лучше понимать, что
означают волшебные слова, которыми сыпала мадам Мишель-Михайленко: очос атрас,
мулинет, очо кортадо, болео… Танго Витька вскоре бросил – не шло у него дело с
танцами, не способен он был к движениям под музыку, ибо еще до рождения
наступил ему медведь на ухо, однако испанских слов, самых неожиданных, он все
же набрался и довольно долго приветствовал Дмитрия восклицанием: «Буэнос ночес,
амиго!» – и ему было наплевать, темный «ночес» или самый настоящий белый «диас»
стоит за окном. Ну а звучное «el momento de la verdad» вообще прилипло к нему,
как банный лист.
Вспомнив о Витьке Вельяминове, Дмитрий невольно обернулся и
всмотрелся в темноту: не идет ли тот следом – со своей всегдашней, чуточку виноватой
улыбкой, с красной запекшейся струйкой в углу рта и кровавыми погонами на
плечах? Не было никого, разумеется, однако от воспоминаний о друге Дмитрию
вдруг стало легче. Теперь он словно бы не один был в медонской глухомани, в
беспросветно сгустившейся тьме. Да не столь уж она и беспросветная, вон и
огонек забрезжил неподалеку сквозь ветви… Уж не в той ли самой вилле «Myosotis»
он горит?
И в то же мгновение настороженный слух уловил приближающийся
рокот мотора. Дмитрий немедленно прянул в кусты на обочине: если машина сошла с
шоссе и двигается по частной дороге, она явно направляется на ту же виллу, что
и он, и почти наверняка в ней находятся люди не случайные, а владельцы или
завсегдатаи виллы. Преждевременная встреча ни с теми, ни с другими в планы
Дмитрия не входила. То есть нет, именно входила, однако она должна была
оказаться односторонней встречей. В том смысле, что он бы этих людей видел, а
они его – нет.
Чуть оседая на неровно отсыпанной дороге, мимо прополз
«Опель», и Дмитрий нахмурился, потому что вспомнил вдруг, что как-то уже видел
машину на рю Дебюсси.
Совершенно верно! Серый «Опель» стоял около лавки флориста,
у которого Дмитрий так неуклюже обеспечивал свое алиби в первый день, когда
пришел посмотреть, где находится «Общество возвращения на родину».
Конечно, серых «Опелей» немало на свете, и даже в Париже,
несмотря на нелюбовь французов ко всему, что вышло из рук «бошей», их можно
насчитать довольно много, однако Дмитрий недобро усмехнулся, ничуть не
сомневаясь, что это – тот самый «Опель» с рю Дебюсси. Жаль, не заметил тогда
номер. Да и что, какая разница? Сейчас заметит, и можно будет завтра нарочно
заглянуть на рю Дебюсси и проверить, тот ли, что сейчас неспешно прополз мимо:
водитель явно берег машину, не гнал по неровной дороге, идущей на небольшой
подъем.
«Ну, совершенно точно можно определить, что вилла русским
принадлежит, – усмехнулся Дмитрий. – Дорожка-то аховая! Как там Гоголь сказал
насчет бед России? Дескать, две их у нас – дураки и дороги. Вот вам и дорога, а
насчет дураков тоже не заржавеет. Один уже налицо – я!»
«Опель» двигался настолько медленно, что Дмитрий без всякого
напряжения настиг его и теперь шел чуть поодаль, стараясь не попасть в свет
габаритных огней. Таким образом они почти одновременно оказались на круглой
лужайке перед двухэтажной виллой, окна которой были ярко освещены.
Очертания виллы терялись под навесом ветвей, но Дмитрий
готов был поверить словоохотливому Гастону Мариньяну на слово: она, конечно,
очень красива. Да черт ли ему в ее красоте? Не для наслаждения архитектурными
изысками явился он сюда, а…
Так, внимание.
В салоне «Опеля» зажегся свет, на миг обозначив силуэты трех
мужчин. Хлопнули дверцы, приехавшие вышли: один среднего роста, субтильный,
двое довольно высокие и грузные. Остановились у широкой просторной террасы,
закурили.
Дмитрий осторожно, невесомо перебежал под деревьями,
приблизился, опасаясь только одного: собак. Люди, стоящие в полосах света,
поглядывающие на яркие окна, не могут различить его в темноте; вот только лицо
нужно прикрыть, чтобы не маячило белесое пятно среди сплошной черноты. И
Дмитрий поглубже натянул кепи, поднял ворот куртки.
Нет, кажется, собак здесь нет, а поэтому, если он будет
осторожен, можно еще приблизиться.
Те трое курили неспешно, со вкусом, лениво переговариваясь.
Обрывки фраз долетали до Дмитрия – говорили по-французски, речь шла о наемных
автомобилях, которые можно задешево взять в гараже какого-то Мистакиди
поблизости от метро «Миромениль». Мол, поскольку он грек, то знает свое место и
цену не ломит. Однако парк у него богатый и содержится в отличном состоянии.
«Мистакиди, – на всякий случай повторил Дмитрий. – Гараж
Мистакиди, метро «Миромениль».
Хлопнула дверь – на террасу вышла женщина. Луч света блеснул
на ее плечах, окутанных серым мехом. Дмитрий мгновенно насторожился, но это
была не Рената – другая, гораздо полнее и, судя по голосу, старше.
– Ну что вы тут застряли? – окликнула она по-русски. – Мы
заждались.
– Ici Roger, – откликнулся один из приехавших. – Parlez
français.[15]
– Bonjour, Roger, je suis très contente!
[16] – тепло
откликнулась дама.
– Здра-стуй-те, шер Инна?, – неуклюже произнес низкорослый
приезжий и засмеялся с тем самодовольным выражением, которое немедленно
приобретает всякий, кому удалось сказать несколько связных слов на незнакомом
языке.
Дмитрий пожал плечами. Инна?… ох уж эта французская манера
коверкать русские имена, ставя ударение на последнем слоге! Жену его здесь
звали Таня?, дочь – Рита?, тещу – Лиди?…
– Прошу в дом, товарищи, здесь зябко, – передернула плечами
дама, и ее мех вновь живо засверкал в лучах света. – Рената и Грабов там
наготовили море всякой еды. – И повторила сокращенный и отредактированный
вариант для Роже: – А table, messieurs![17]
Рената? Дмитрий схватился за ствол ближнего дерева, потому
что раненая нога вдруг подкосилась. Пытаясь обрести поддержку в этом шершавом и
почему-то показавшемся дружественном прикосновении, он так и стоял, вслушиваясь
в дальнейший разговор и наблюдая, как гости и хозяйка входят в дом.
