– Погоди, – женщина заметила ее отчаянные взгляды. – Погоди,
послушай, что интересное скажу. Я за ним следила, так и знала, что он завел
другую, вот и не шляется больше ко мне. Раньше-то я для него хороша была, а
теперь, конечно, молоденькая появилась, вон гладенькая какая, не то что я,
кошка драная. Ничего, раньше годилась в дело, а теперь…
Голос ее сорвался уже даже не на хрип, а на сипенье.
– Да мы ж с тобой только раз!.. – как-то по-мальчишески
обиженно выкрикнул Верин. И осекся. – Ах ты, дрянь подзаборная…
– Да нет, мы с тобой в койке кувыркались, значит, я дрянь
коечная, а подзаборная – она вот, что к стеночке жмется, – хмыкнула женщина. –
А ты ее уже успел опоганить?
– Убью! – взревел Верин, выхватив из кармана нож.
Оля даже закричать не могла – снова припала к стене.
– Убей, – почти радостно прохрипела женщина. – Убей, Христа
ради прошу. Лучше сразу умереть, чем медленно подыхать, ждать, пока заживо не
сгнию, пока нос не провалится да гной из глаз не потечет.
– Что? – выдохнул Верин и выронил нож. И не нагнулся его
поднять, только тяжело оперся рукой о стену.
– А ты еще ничего не заметил? – злорадно хохотнула женщина.
– Ну, плохо смотрел, видать. Сифилис у тебя, да. Сифилис…
Оля взвизгнула и снова голос потеряла.
– Ага, ага, – радостно кивала женщина. – Беги, девочка,
домой, зубки почисти и губки с мылом помой, и другие губки помой, так, на
всякий случай… Может, не поздно еще!
– Да нет, это ерунда, это лечат, это… – тупо забормотал
Верин. И вдруг ринулся к женщине. Схватил ее за горло, стиснул, оторвал от
земли. – Убью!
Она хрипела, скребла по земле ногами, билась, свесив руки,
не делая попытки разжать пальцы Верина, стиснувшие ее горло.
– Отпустите! – взвизгнула Оля и принялась тащить Верина за
пальто. – Не надо!
– А ну, руки вверх! – раздался негромкий голос. – Ну!
Несколько мужчин в штатском и два милиционера взялись
откуда-то словно из-под земли, вцепились в Верина, разжали его руки. Женщина
упала, как тряпичная кукла.
– Убил, что ли? – наклонился над ней кто-то. – Нет, живая,
хрипит еще… Живучие они, ишь!
– Гражданин Верин, вы арестованы, – равнодушно сказал
мужчина в штатском. – В машину, быстро.
Верин рвался, мычал беззвучно, как бык, ведомый на закланье,
но почему-то не говорил ни слова, как будто лишился дара речи.
Темные фигуры тащили его – огромный темный ком выкатился из
подворотни. Захлопали дверцы автомобилей, зашумели моторы, потом стало тихо.
Оля стояла на месте, как прибитая. Женщина внизу, на земле,
тихо хрипела. Потом вдруг садняще, воюще зарыдала:
– Лучше бы убил! Зачем не убил? Зачем помешали?!
И тут голова ее упала. Ноги дернулись. Еще один слабый хрип
– и больше ни звука…
Оля кинулась опрометью, не разбирая дороги, не помня себя, –
домой, домой, домой!
* * *
Дмитрий резко развернул «Ситроен» носом к обочине и чуть
подал его вперед, в небольшой кювет. Шадькович немедленно выскочил и с силой,
неожиданной в его довольно тщедушном теле (Дмитрий только прищурился, подумав
мельком, что Шадьковича и его неожиданную силу ни в коем случае нельзя будет
недооценивать… потом), подхватил лежащий за кустами загодя срубленный молодой
клен и навалил его на капот «Ситроена». Со стороны казалось (должно было
казаться), будто автомобиль занесло на повороте, он врезался в дерево, съехал в
кювет и потерял управление.
Дмитрий выбрался из кабины и ударил монтировкой по стеклу.
Осколки так и брызнули.
Шадькович вынул из кармана флакончик с чем-то красным. Это
была бычья кровь, загодя припасенная. Ловко плеснул себе на ладони, мазнул
одной рукой по лицу, прочертил кровавую цепочку из капель от автомобиля до
середины шоссе и, размашисто швырнув опустевший флакон в кусты, повалился на
дорогу, неудобно вывернув руку и сунув ее под грудь. Место для мизансцены было
выбрано не случайно. Раскинувшееся тело невозможно объехать: сбоку «Ситроен»,
застрявший на обочине, с другой стороны – еще один кювет. Как бы ни был
подозрителен Вернер, как бы он ни осторожничал, он не сможет не остановиться
перед лежащим человеком: если не помощь ему подать, то хотя бы оттащить
мешающее тело с дороги. В неудобно вывернутой руке Шадьковича был зажат пистолет.
Конечно, зарекаться нельзя: вдруг Вернер что-то неладное
если не уловит, то почует, вдруг возьмет да и махнет прямо по лежащему
Шадьковичу…
Но все же сначала он притормозит – хотя бы от неожиданности.
И если не выйдет из машины, а снова заведет мотор, намереваясь, что называется,
«переступить через труп», тогда…
