– Эх, твои бы слова да Богу в уши…
– Я молиться за тебя буду, – стремительно завернувшись в одеяло, торопливо заговорила девушка. – Грехи на себя все твои возьму и отмаливать буду. Ты только забери меня отсюда…
Я остановился на пороге. Представил, как оставляю на покрытом кружевной скатертью столе деньги, и аж передернулся всем телом. Как шлюхе… Нельзя так, несправедливо.
– Приготовься к поездке. Купи что нужно, – всовывая четвертную ассигнацию в детский кулачок ссыльной, сказал я. – Бумаги я выправлю. Как лед на реках встанет, поедешь.
Наверное, нужно было еще что-то сказать. Что-нибудь ласковое или… ну не знаю, доброе, что ли. Не смог. Слов не нашел. Жалко ее было, не хотелось обижать, но и пригреть на груди этого звереныша не мог себе позволить. Хотя бы до тех пор, пока не придумаю, как применить ее таланты.
Не замечая нетерпения своих конвойных и елозящего, порывающегося что-то сказать Артемку, в задумчивости уселся в коляску. И сидел еще несколько минут, прежде чем обратил внимание на то, что мы так и не тронулись с места.
– В чем дело? – поинтересовался я у денщика.
– Так это, Герман Густавович, куда править-то? Надысь с того берега каючка пришла с отчаянными, должно быть, гребцами по нынешней-то погоде…
– И что? – Живот сразу подвело в ожидании вестей, способных как-то повлиять на мою судьбу.
– В лодке той в город генерал прибыл. Вота. – Казачок протянул мне прямоугольник плотной бумаги с гербом и вензелями. По центру значилось на русском и французском языках: «Федор Егорьевич барон фон Фелькерзам, действительный статский советник. Генеральный консул Российской империи в Париже». – Так их превосходительство к нам мальчонку присылал. Просил передать, что остановился в доме горного начальника, и это… – Артемка закатил глаза, будто бы читая шпаргалку на внутренней стороне век. – Оне почтут за честь, коли вы, ваше превосходительство, почтите их своим визитом к нынешнему же ужину. Вот.
– Ну и что вы все так всполошились? – поморщился я. Фелькерзам… Так, кажется, должен был зваться проверяющий от МИДа по экспедиции о ссыльных. Они что, не нашли никого попроще для ревизии, нежели действительный статский советник? Еще бы принца крови отправили пересылки осматривать…
– Так это… Генерал же…
– Запомни, – повысил голос я, чтобы остальные сидящие в седлах конвойные тоже услышали, – здесь, в губернии, генерал – это я. А остальные, пришлые, – всего лишь тоже генералы.
– Точно так, Герман Густавович, – развеселился парень. – Домой?
– Эх, Артемка! Если бы домой. Правь к Степану Ивановичу в усадьбу.
Ничего такого, что требовало бы немедленных действий, не произошло. Ну приехал ревизор, так что с того? Станет вопросы коварные задавать и цепляться? Да в добрый путь! Я в губернии с апреля. Полгода всего. За такой срок при всем, даже самом огромном желании это болото всколыхнуть не получится. Так что найденные проверяющим недостатки меня не касаются. Спасибо за помощь, будем исправлять, рады стараться…
Жаль, что этот барон у Фрезе в доме окопался. Сейчас Александр Ермолаевич ему про меня такого наговорит, что я в глазах столичного гостя каким-нибудь самодуром с либералистскими замашками стану. Что горный начальник, что этот консул, по словам Германа, – выходцы из Курляндской губернии. Так что общий язык быстро найдут.
Мозги закипали от напряжения, а руки на автомате застегивали пуговицы другого, свежего костюма. Мундир, конечно, тоже был в идеальном состоянии, но я все-таки решил переодеться. Потому что мне не нужно на кого-либо производить впечатление или кому-то нравиться. Я здесь хозяин и могу явиться к ужину даже в халате. Это пришлый барон должен рядиться в парадную одежду, навешивать ордена и стараться показаться умным…
Отправил казака с сообщением, что его превосходительство действительный статский советник Герман Густавович Лерхе почтит своим присутствием господина фон Фелькерзама в доме господина Фрезе в восемь вечера. Заставил бородача выучить наизусть. Так чтобы без единой заминки от зубов отскакивало. И нужным тоном – спокойным, как бы скучающим. Простая констатация факта, а не вопрос.
Имидж создается из мелочей. Прическа, качество одежды, обувь – это обязательная часть, и она не обсуждается. Часы, запонки, булавка в галстуке – скорее показатель достатка, принадлежности к небедствующей элите, чем политического веса. Имидж – это мелочи, отличающие вас от всех остальных. Нечто такое, что заставит остаться в памяти незнакомого человека. Вроде как водолазка вместо рубашки у одного хорошо известного политического деятеля. А я вот бакенбарды сбрил. Хотел еще бородку отпустить, но Гера отговорил. Объяснил, что растительность на подбородке сейчас является признаком низкого сословия или общественного бунта. В нигилисты я не стремился, а в земледельческих делах ничего не понимаю…
Соотношение между высокими начальниками демонстрируется совсем уж еле уловимыми сигналами. Здесь, в 1864 году, в Сибири, это еще не стало искусством. Здесь все просто. А вот в столице, как мне приходилось слышать, положение веера в руке дамы о многом сказать может.
Для столичного гостя сигнал у меня был. Небольшой золотой значок с утрированным символом улья – герба Вольного экономического общества, членом которого мой Герочка стал, еще будучи личным секретарем великой княгини Елены Павловны. Консул по определению не может быть глупым человеком. Сволочью, предателем, продающим Родину за тридцать серебреников, – может. Глупцом – нет. А значит, должен вытянуть всю логическую цепь. Дело в том, что друг и покровитель старого генерала Лерхе, его императорское высочество принц Ольденбургский, кроме того, что был неофициальным главой «немецкой» партии при дворе, председательствовал когда-то в этом самом ВЭО.
Посмотрим, рискнет ли ревизор «катить бочку» после такого намека. Чин у барона не маленький, но и не выше моего или Фрезе. Это здесь, в Сибири, генерал-майор – звездная величина, а в Санкт-Петербурге таких действительных статских советников мешок за пятак. И все до единого – с кем-то. Не исключая этого барона. И вряд ли он под крышей министра иностранных дел, светлейшего князя Александра Михайловича Горчакова. Кстати, друга и одноклассника того самого Пушкина! Министр практически не занимается внутренними делами и интригами при дворе. У него в голове завис проект некоего общемирового конгресса – постоянно действующего международного совета, решающего судьбы государств и мира. Нечто похожее на ООН, но с гораздо более значимыми правами.
Герман, рассказывая о потугах светлейшего князя, откровенно смеялся. Он воспитан на идее, что все решают государи императоры и идея международной организации противоречит сущности самодержавия. Что поделать, их так учили. Они и не подозревают, что общемировой властью могут обладать неприметные банкиры и промышленники, опутавшие системой кредитов все великие государства.
Второй причиной, по которой я решил, что Фелькерзам, скорее всего, не принадлежит к группе сочувствующих великой миссии канцлера, является место его службы. Конечно, Париж – замечательный город, центр моды и все такое. Но давно уже, с тех пор, как казачий генерал Платов был комендантом, – не политическая столица мира. Сейчас Францией правит Наполеон Третий, относительно недавно реставрировавший империю. Но он хоть и потомок великого полководца – племянник, кажется, но не совсем легитимен с точки зрения происхождения. Ведущие европейские державы никогда не признавали права Наполеона Бонапарта на императорский титул. Большие дела теперь вершились в Лондоне, а не в Париже.
