– Это вы к чему, Герман Густавович?
– Это я к тому, господин чиновник по особым поручениям, что нет у нас пока таких лиходеев, на фотографии которых стоило бы казенные средства тратить. А вот потребность в фотоателье – есть. Так что давай поступим вот как. Супруга твоя пусть помещение ищет подходящее и приборы заказывает. Я оплачу. Вот пойдут к ней в ателье купчики и прочие негоцианты фотографии заказывать, так пусть она по два оттиска и делает. Одну карточку в дело у Миши Карбышева вставлять станем, другую – в руки заказчикам отдавать. Только за химию платить не нам с тобой и не казне нужно будет, а тем, кто фото возжелает.
– Ого.
– Что?
– Прошу прощения. Ого, ваше превосходительство.
– То-то же! – Приятно, черт возьми, делать людям добро. Особенно здорово делать это за чужой счет. Варежка, судя по широченной улыбке, оценил. – Ну и вам с семьей какой-никакой дополнительный доход будет…
Кстати, неплохо бы и мне обзавестись каким-нибудь дополнительным доходным делом. Как говорится, на шпильки со шляпками. А то когда мне туземный портной цену на парадный мундир действительного статского советника, с шитьем и позументами озвучил, у меня чуть инфаркт не случился. На эти деньги можно среднюю сибирскую деревеньку год содержать. И еще сдача останется. А этот мастер кройки и шитья в ответ на мои удивленные междометия только руками разводит. Зато, дескать, в полукафтане том и при дворе не стыдно появиться будет.
Я сам-то как-то это утверждение мимо ушей пропустил. Бывал я при дворе… тьфу… в Кремле на приеме, и ничего подобного надевать не пришлось. Обычный качественный итальянский костюм… А вот Гера прямо-таки заставил и сукно руками помять, и образец золотого шитья вывернуть – потом только разрешил платить. Скупердяй, блин.
Что бы этакого еще запатентовать, чтобы пара десятков тысяч тихонечко раз в месяц серебром в карман звякала? С канцелярскими принадлежностями вон как хорошо получилось. Лерхе-старший только успевает доходы подсчитывать. На свою долю от его трудов я намерен банк в Томске открыть, но что-то глубоко личное и не столь масштабное мне давно было пора выдумать.
С банком, кстати, тоже не все так просто. Асташев, конечно, приготовил необходимые документы, получил нужные справки – оставалось только дольщикам в присутствии поверенного и свидетелей подписать договор товарищества на вере. Только в нашем губернском Томском казначействе зарегистрировать кредитно-финансовый институт оказалось невозможно. Согласно высочайшему манифесту, разрешающему, кроме всего прочего, появление в империи частных кредитных учреждений, начиная с прошлого, 1863 года, новые игроки на финансовом рынке обязаны были получить дозволение лично министра финансов. Думаю, для Ивана Дмитриевича это не представляло особых затруднений, однако требовало его персонального участия. И соответственно, присутствия в Петербурге. Пришлось ему на старости лет собираться в дальний путь.
Так что до Каинска ехали весело. Целым караваном экипажей чуть ли не в десять. Четыре моих – я полтора десятка вооруженных казаков с собой взял, плюс Апанас с Артемкой. Один – Нестеровского. Остальные – асташевские. Что уж там золотопромышленник вез, знать не знаю, ведать не ведаю, но сани были доверху груженные какими-то ящиками и сундуками. И тащили их маленькие, больше похожие на собак-переростков, сибирские лошадки с большим трудом.
С «выкупленными» старым судьей крестьянами, прибытия которых он как раз к Рождеству в округе у себя ожидал, мы быстро разобрались. Все достаточно просто оказалось. Как говорится, если нельзя, но очень хочется, то можно! Так-то земледельцы теперь все поголовно свободные люди, только на них столько платежей понавешали, что из барской кабалы выйдя, они, сами того не заметив, в долговую попали. Причем величину выкупных расчетов определяли «по бородам» – то есть по количеству способных обрабатывать землю взрослых мужиков, но рассчитываться должна была вся деревенская община целиком. Получалось, что если у крестьянина родилось десять дочерей и ни одного сына, то как бы он ни трепыхался, что бы он ни делал, быть ему вечным нищим. Потому как община выделит ему только одну норму земельного надела.
По сути, такие мужички общине и вовсе не нужны были. Одна беда и суета от них. Вот хороший знакомец старого, чернобурого уже лиса в одной из европейских губерний за небольшую мзду не поленился объехать десяток деревенек, где имел долгие и взаимовыгодные беседы со старостами. В казну общины вносилась определенная сумма, а отягощенный дочерьми мужичок или еще какой-нибудь, неугодный общине, начинал готовиться к переезду в далекую Сибирь.
В итоге Петр Данилович убивал даже не два, а целых три зайца! Во-первых, конечно же приобретал рабочую силу для угольных шахт. Мало у нас пока людей. Можно годами зазывать работников, и то нужного количества не наберешь. На золотые прииски гораздо проще артельщиков собирать. На зов «золотого тельца» и сами люди идут. А тут дело относительно новое.
Во-вторых, под этих переселенцев судья намеревался взять земельные наделы в Барабинской степи и передать их в аренду Ерофеевым. Что самое удивительное – под плантации сахарной свеклы. Первые опыты с вываркой патоки настолько впечатлили ушлых купцов, что они принялись скупать или брать внаем участки вокруг Каинска.
И в-третьих, Нестеровский очень рассчитывал на многочисленных дочерей незадачливых российских дядек. В губернии ощущалась жуткая нехватка невест. Даже в Томске на каждую тысячу мужчин приходилось едва ли семьсот женщин. Вот и уезжали успешные золотоискатели обратно за Урал, вместо того чтобы оставаться в Сибири, обзаводиться хозяйством и детей растить.
Вот так вот. Порадовал меня старик. Мало того что уже к весне люди доберутся до будущих угольных копей, начнут обустраиваться и потихоньку рыть дыры в горах, так его стараниями в моем краю еще и производство дефицитного пока еще и очень дорогого сахара окрепнет.
Правда, у меня тоже было чем удивить Петра Даниловича. Поначалу-то он, едва услышав, скривился весь, будто лимон разжевал. Потом только осознал всю выгоду от использования сверхдешевой рабочей силы. Практически узаконенных рабов, хоть и временных.
А началось все, как в театре, с вешалки.
Вернее, с ее отсутствия.
Наше с Варежкой обсуждение будущего фотоателье прервал совершенно запыхавшийся Артемка. И пока он не отдышался и не стал способен говорить что-то членораздельное, Пестянов развлекался отгадыванием слов по обрывкам маловразумительных звуков. А я впервые в жизни наблюдал за тем, как работает гений дедукции. Куда там какому-то Шерлоку Холмсу! Выбрать из рванья, междометий и ругательств фразы, провести их анализ и выдать результат и все это за считаные минуты – само по себе достойно пера писателя. И когда казачок жестами подтвердил догадку Варежки – так сыщику и сказал:
– Вам, батенька, нужно книги писать! Увлекательнейшее должно получиться чтиво!
– Ну что вы, ваше превосходительство, – засмущался прежде совершенно не стеснительный Ириней Михайлович. – Куда уж мне…
– И обязательно приносите посмотреть, – дедуктивным методом догадавшись, что Варежка уже наверняка марает бумагу вечерами, поставил точку я. – Возможно, получится свести вас с издателем.
