– Александр Осипович, при штурме крепости солдаты из Польши родом насмерть стояли, но флаг русский на бастионе не спустили!
– Да знаю уже, – отмахнулся Дюгамель. – Андрей Густавович докладывал. Есть чем Панову нос утереть… Ну да ладно. Вы еще молоды, и многое вам покамест счислить можно. Однако же запомните, Герман Густавович, писать про нас станут не за то, что мы доброго сделаем, а за то, где оступились. Сие понятно ли?
– Так точно, ваше превосходительство.
– Вот то-то же. А пока наука сия боком не вышла, стану я вам помогать… Давно в Томске начальника не было, которого горные убить готовы. Уже за одно это… И полицмейстера вам присмотрел. Вам, мыслю, ко двору придется. Тоже этакий, – генерал-губернатор тряхнул расслабленной рукой, – неуемный. Где бы ни служил, все правду ищет. Ныне в Кузнецке исправником при суде служит. Коллежский асессор Стоцкий. Не слыхали? Фелициан Игнатьевич… Наведите справки. Вы, я знаю, с жандармами на короткой ноге…
Я улыбнулся.
– И вот еще что. – Дюгамель сделал вид, будто не заметил моей улыбочки. – Есть у меня дельный господин. Из казаков. В столичном университете обучался. С географическим обществом дружит, нынче в экспедицию со Струве ездил. В Генштабе им довольны… Потанин Григорий Николаевич. Он у меня в поручиках пока. С инородческих языков переводит. Я его к вам в Томск отправлю. Коли Чуйскую степь горные прохиндеи под гражданскую власть отдадут, такой человек пригодится…
– Я слышал о Потанине, Александр Осипович, – кивнул я. – Идеи у него… странные.
– Вы это про университет в Тобольске, что ли? Так блажь это. Пустые фантазии. Кто же этакие деньжищи в дикость и тьму пошлет?
– Для престижа было бы неплохо.
– Может, и так. Это не нам судить… Пока с лиходеями томскими разберитесь. Я вот приказ приготовил. Покаместь… Временно… Назначаю вас, Герман Густавович, командиром Одиннадцатого томского батальона и шефом Двенадцатого казачьего полка.
– Благодарю.
– Ну да, ну да… – и тут же совершенно неожиданно гаркнул во всю силу командирского голоса: – Эй, Прошка! Неси там… Ну ты знаешь…
Через минуту генерал-лейтенант положил мне на колени сверток, в котором я с удивлением нашел маленькую парадную шпагу с уже вделанным в навершие рукояти маленьким крестиком «клюквы» – знаком ордена Святой Анны четвертой степени – и ярко-алым, с тонкими желтыми полосками по краям, орденским темляком.
– О! – выдохнул я.
– Носите. Завтра вот на бал наденьте непременно. Рескрипт подписан. Остальное тоже завтра получите. Идите сейчас. Что-то мне нехорошо…
Так я и вышел со шпагой в руках. Чудно было. Всегда казалось, что орден должен висеть на пузе, а не на золоченой рукояти парадного подобия оружия. Впрочем, Гера прав. Главное – начать. Подавляющее большинство чиновников за всю жизнь так и не удостаиваются хоть каких-нибудь наград. Так что, можно сказать, мне еще повезло. Генерал-губернатор решил взять меня, скажем так, под крыло и усиленно подлизывался с помощью таких вот… наград. А я разве против? Пока нам с Дюгамелем по пути…
Жаль, конечно, что он мне своих людей подпихивал. Но, с другой стороны, как бы я сам полицмейстера искал?
Кстати, этот Стоцкий интереснейшим типом оказался. Варежка и так о нем слышал, но не поленился еще уточнить. Родился наш Фелициан Игнатьевич в Польше в 1816 году. Стоцкие – старый и довольно известный шляхетский род. Наверняка и Дюгамель об этом знал – все-то его на титулованных особ тянет. Один – барон, второй из магнатов…
Служить будущий томский полицмейстер начал в 1834 году в Подольском губернском правлении. За год до рождения моего Герочки! А уже в следующем, тридцать пятом, попросил о переводе в Иркутскую губернию. В апреле 1845 года сдал жандармам целую группу своих коллег, обвинил Киренского городничего и еще нескольких полицейских в растрате казенных средств.
Тихонечко рос в чинах, но на одном месте долго не держался. То в Томске при губернском правлении, то в Иркутске, то в Красноярске. И всюду находил, кого бы прижучить. За ним, как за маньяком, тянулся длиннющий шлейф разоблаченных взяточников и казнокрадов.
С 1861 года окончательно перебрался в мою губернию. Сначала в Мариинск – горным исправником. Потом в Томск – чиновником по особым поручениям. Уже при моем предшественнике, генерал-майоре Озерском, отправил на каторгу в Восточную Сибирь с десяток проворовавшихся чинуш. Пока не добрался до горных начальников.
С начальником алтайских горных заводов и по совместительству томским гражданским губернатором Александром Дмитриевичем Озерским Стоцкий характерами не сошелся. Я в смысле того, что по разные стороны баррикад они были. Один с превеликим удовольствием запускал руки в карман государя императора, а второй этого очень не любил. Только сделать друг с другом ни тот ни другой ничего не могли. Генерал обладал всеми ресурсами государственной машины, а Стоцкий нашел в Дюгамеле фанатичного читателя своих опусов о злоупотреблениях. В итоге Озерский отправился жить и работать в столицу, а Фелициан Игнатьевич – в Кузнецк, исправником при земском суде.
В общем, наш товарищ. Господа Карбышев с Пестяновым были такой кандидатурой на место томского начальника полиции вполне удовлетворены. Как, впрочем, и я. Еще один союзник в борьбе с распоясавшимися горными чародеями мне не помешает.
О Потанине Варежка нарыл совсем мало. Карбышев по жандармским каналам – немного больше, но тоже не слишком. Их потуги разузнать об этом человеке меня только забавляли. Я бы им рассказал…
Я окончил Новосибирскую высшую партийную школу в тот самый год, когда она стала называться Сибирским социально-политическим институтом. Так что и одну сторону жизни областника Потанина мне проповедовали, и о другой – времен Сибирской Республики – наслышан. Сам могу порассказать… Уж не знаю, за что Григория Николаевича Ленин ценил, только его едва-едва красные не расстреляли. За деятельное участие в колчаковском правительстве. Очень уж нашему члену Русского географического общества идея отделения Сибири от России по нраву была. О том и молодежь подговаривал, кружки какие-то и землячества организовывал. А на Ломоносова ему начхать было. Он искренне полагал, что богатства Сибири не обязаны приращивать могущество империи, а напротив – должны оставаться у сибиряков.
Нужно сказать, довольно вкусная идея. Не зря один из сибирских губернаторов уже в мое время поговаривал о проведении референдума. Грустно ему было наблюдать, как нефтяные гигабаксы по трубе мимо кассы в Москву утекают. А как из соседней области уголь эшелонами пошел, так и вовсе расстраиваться начал. Забыл, что не любит у нас народ расстроенных или задумчивых, и нечаянно выборы проиграл.
А может быть, ему и помогли проиграть. В те времена такие вещи еще легко проделывались. Пришло указание по вертикали правящей партии, и все. До свидания, наш ласковый… Как же его звали-то? Да не важно. Тогда околокремлевские олигархи только-только начали свое величие богатствами Сибири приращивать, им такой сепаратист на губернаторском посту совершенно не нравился…
