Из этих кровожадных мыслей меня вывело замедление нашего движения. Я удивленно взглянул на Мышуню и по стыдливо потупленным глазкам понял, что ее озаботили обычные физиологические проблемы. К тому же я, если и не читал ее потаенные мысли напрямую, то уж смущение-то прочувствовал без проблем. Замечательным здесь было не мое шестое чувство, а то, что наши волшебные скакуны поняли ее сигнал и притормозили без всяких слов и прочих упрашиваний.
Остановка оказалась весьма кстати – мы уже, считай, полдня неслись сквозь леса, так что пора и о желудках подумать. Единороги окончательно замедлили свой бег посреди чудесной полянки, расположенной вблизи небольшого ручья. Спина моей прекрасной лошадки вдруг стала до невозможности скользкой, так что я чуть не кубарем скатился вниз, только успев подхватить свой рюкзак да протянуть руку помощи падающей на меня егозе.
На будущее надо учесть, что эти коники запросто могут нас сбросить со своих спин. Хотя, как тут учтешь? Захотят – сбросят и копытом не пошевелят. Машке, правда, быстрый спуск был только на руку или на какое там место… короче она пулей рванула в кусты на опушке. Я, тоже не спеша, последовал ее примеру, но в противоположном направлении. По пути озадачился великой мыслью, чем же мы будем кормить своих скакунов, но они успели испариться, стоило от них отвернуться. Я еще хотел обеспокоиться, сумеем ли мы их потом разыскать, но природа не дала мне зафиксироваться на этой мысли, и я поспешил в кусты.
Когда я уже выбирался обратно на поляну, раздался истошный вопль егозы, и с ее стороны на меня выкатило весьма странное создание, по всей видимости, напуганное вокальными данными Машухи. Вид у этого… (не знаю, как и сказать) был настолько прикольный, что не позволил мне испугаться за целостность моей спутницы.
Представьте себе крокодила Гену, только мордой потупее, затем привесьте на него уши Чебурашки, только по-свинячьи немного заостренные и свисающие бесподобными лопухами. Представили? А теперь еще одарите его круглыми и совершенно глупо вытаращенными глазами, и покройте голову редкой поросячьей щетиной. Этот уродец был бы ужасен, как какой-нибудь продукт Чернобыля, если бы не вызывал смеха.
Несмотря на его небольшой рост, зубки у него были все-таки Генины, а не Чебурашкины, поэтому я на всякий случай осторожно окрикнул летящую на меня зверушку, чтобы она сдуру не укусила:
– Стой! Куда прешь?
Это чудо плюхнулось на свою хвостатую задницу, испуганно запричитав:
– Простите, барин, я не хотел. Это случайно, я просто бежал, а там… а тут вы…
– Притормози! – прикрикнул я, пытаясь скрыть свое удивление. Мало того, что на существе были одеты потрепанные портки типа «шорты с дыркой для хвоста», так оно еще и довольно сносно говорило, и это-то при такой крокодильей пасти! Я попытался собрать разбежавшиеся мысли в кучу и спросил: – Ты кто такой?
– Я? Я чурлифырл, – представился крокодилообразный гость, смешно похлопывая ушами и шевеля кончиком носа.
– Чур… вырл… – попытался я выговорить и вдруг сообразил. – А-а! Чувырло! Или Чувырл?
– Ну, тогда уж Чувырл, – безнадежно согласился странный пришелец, и немного подрагивающим голосом спросил. – Только… вы меня бить не будете?
– А зачем? – удивился я.
– Ну… я не знаю… люди всегда найдут, зачем бить, – кисло ответил Чувырл.
Из дальнейших расспросов выяснилось, что он как раз удирал от разгоряченных чем-то людей. Почуяв, что хвостатый парень явно темнит, я поднажал на него, пригрозив, что выдам преследователям, если не расскажет всю правду.
Я не стал с ним откровенничать о том, что с такими шикарными зубами, как у него, вообще-то, можно не рассказывать никому и ничего. Напрасно убеждать крокодила, что он лев, если у него заячье сердце… ну, или что-то в этом духе. Так или иначе, но Чувырл сознался, что был очень голодный и спер у крестьян краюху хлеба.
Чувствуя, что он скрывает что-то еще, я продолжал прессинговать, напомнив, что сдам его со всеми зубастыми потрохами при первой же возможности. Это чудо-юдо начало лить натуральные крокодильи слезы и признаваться:
– Там была собака привязана, так я ее отвязал, а сам полез в телегу, где еда, ну а лошадь испугалась… откуда я знал, что она на копну с сеном понесет? А там люди отдыхали… в общем, хлеб-то я упер… но что там дальше произошло!.. Собака лает, лошадь от нее сдуру на копну налетела, людей оттуда выкинуло, они орут… сено по всему покосу… а всего-то хотел хлеба поесть.
Я понял, что вижу перед собой достойного соратника по превращению любого порядка в полный беспорядок, поэтому панибратски похлопал крокодиленыша по плечу и поспешил его успокоить:
– Не волнуйся, вид у тебя несъедобный, а просто так из-за какого-то куска хлеба они за тобой бегать не будут.
Не успел я это сказать, как на опушке стали трещать кусты и из них выкатило сразу два бородатых мужика. Самое противное, что один оказался вооружен вилами, а второй топором. Для чего им понадобилось такое вооружение, сомнений не вызывало.
– Пожалуй, будут, – пришлось мне признать свою ошибку. Но признавать ошибки мало, надо еще их и исправлять. Поскольку думать было совершенно некогда, я быстро выудил из-за спины притороченный лук и колчан со стрелами. Тренировки у эльфов не прошли даром, и я, пусть и неумело, но вполне впечатляюще встал в позу лучника, натянув тетиву. К моему счастью, это возымело действие: мужики остановились, в нерешительности осматривая поляну и пытаясь сообразить, с какой такой хрени тут взялся памятник Робин Гуду, тыкающий в них стрелой, как пьяный учитель указкой, в попытке найти на карте мира ближайшую пивную.
Возможно, что им бы и удалось добросить до меня вилы или топор, но получать стрелу от эльфа-мутанта явно не хотелось. Я стоял, молчал и все пытался сообразить, что делать дальше. Больше всего сейчас меня заботил не мой дурацкий вид и не судьба высовывающего из-за моей спины свои большущие уши Чувырла, а Машуха, так не вовремя исчезнувшая из поля зрения. Ведь она должна скрываться где-то совсем неподалеку от этих крестьян.
Я почувствовал, что мои руки начинают дрожать. Вы когда-нибудь держали натянутый лук, да еще детскими руками? А выпускать стрелу в человека… я еще до такой взрослой дикости не дорос. Мои мысли начали панически искать нестандартный выход из дурацкого положения, но ничего в голову так и не приходило. Весь волшебный подручный материал неосмотрительно остался лежать в котомке прямо посреди поляны, а расстреливать ни в чем не повинных крестьян огненными шарами было и неприлично, и несподручно.
И вот, когда уже у меня совсем заканчивались силы удерживать тетиву, а у мужиков даже их крестьянские мозги начали соображать, что лучник из меня никакой, в моей, надо заметить, весьма тупой башке послышалась мысль егозы:
«Опускай лук! Мужички уже раскаиваются, что испугали пару ребятишек и ручного зверька!»
«Уф-ф!» – подумал я в ответ, и мои руки сами упали, будучи не в силах удерживать натянутую тетиву. Но тут же мне пришла в голову нерадостная мысль: «А чем же за хлеб расплачиваться будем?»
