Почему-то ласковое прикосновение отцовской руки обожгло
кожу, будто мощный реактив, ускоряющий химический процесс, что начался в теле
Малаха. Неожиданно в нем вскипела волна энергии, заполняя до краев его земную
оболочку и растворяя все ее клетки.
Еще миг, и боль отступила.
«Преображение. Начинается».
«Я смотрю на самого себя сверху и вижу истерзанное
окровавленное тело на священной гранитной глыбе. Рядом стоит на коленях отец,
поддерживая мою голову единственной оставшейся рукой.
Меня охватывают ярость… и недоумение.
Сочувствие здесь лишнее. Нужна месть, преображение. А отец
отказывается участвовать, отказывается исполнить свою роль, перелить боль и
гнев по лезвию ножа в мое сердце.
Я пойман в силки, я трепыхаюсь над своей земной оболочкой не
в силах оторваться.
Отец медленно проводит мягкой ладонью по моему лицу,
закрывая мне веки.
Силки ослабевают.
Сгущаясь из ничего, тело окутывает вздымающаяся волнами
непроницаемая завеса, она застит свет и отгораживает меня от мира. Время
ускоряет ход, я проваливаюсь пропасть, темнее которой я не видел никогда. Там,
в глухой пустоте, я слышу шепот… чувствую надвигающуюся силу. Она стремительно
растет, окружая меня со всех сторон. Могущественная и зловещая. Темная и
властная.
Я здесь не один.
Вот он, мой триумф, мой королевский прием. Однако вместо
восторга меня почему-то переполняет безграничный страх.
Я ожидал другого.
Сила превращается в вихрь, увлекая меня в неумолимую
круговерть, грозя разорвать на части. И вдруг собирается в комок, словно
гигантский первобытный зверь, и встает передо мной на дыбы.
Я оказываюсь лицом к лицу со всеми темными душами, что
покинули землю раньше.
Вопль безмерного ужаса вырывается у меня… и тьма поглощает
новоприбывшего целиком».
Глава 123
В Национальном соборе декан Галлоуэй почувствовал неуловимое
колебание воздуха. Будто призрачная тень отделилась от земли… словно сняли
тяжкий груз… далеко и одновременно близко.
Галлоуэй в одиночестве сидел за столом, уйдя в раздумья.
Сколько он так просидел, неизвестно, однако в какой-то момент думы декана
прервал телефонный звонок. Уоррен Беллами.
— Питер жив, — обрадовал декана брат-масон. —
Мне только что сообщили, и я решил, что вы тоже должны узнать как можно скорее.
С ним все будет в порядке.
— Слава богу! — выдохнул Галлоуэй. — Где он?
Беллами пересказал декану невероятную повесть о том, что
произошло после того, как они покинули Богословский колледж.
— Вы все живы, никто не пострадал?
— Да, приходим в себя, — ответил Беллами. —
Но есть кое-что… — Он запнулся.
— Да?
— Масонская пирамида… Лэнгдон, кажется, разгадал ее до
конца.
Галлоуэй не смог сдержать улыбку. Почему-то новость его не
удивила.
— Тогда скажите, он уже понял, исполнилось пророчество
или нет? Пирамида явила то, что должна была явить согласно легенде?
— Пока не знаю.
«Все сбудется», — подумал Галлоуэй и сказал:
— Вам нужно отдохнуть.
— И вам.
«Нет. Мне нужно помолиться».
Глава 124
Когда распахнулись двери лифта, в Храмовом зале уже горели
все лампы.
Кэтрин Соломон на подгибающихся от слабости ногах спешила на
поиски брата. Огромное помещение встретило ее холодом и запахом благовоний, но
остановило Кэтрин на полном ходу не это, а открывшаяся ее глазам сцена.
В центре роскошного зала на низком каменном алтаре лежал
залитый кровью татуированный труп, утыканный стеклянными осколками. В вышине
над алтарем зияло открытое всем ветрам окно.
«Боже!»
Кэтрин тут же отвела взгляд и продолжила поиски Питера. Брат
сидел у дальней стены; врач оказывал ему первую помощь, а рядом стояли Лэнгдон
и Сато.
— Питер! — крикнула Кэтрин, кидаясь к нему. —
Питер!
Он поднял голову, и во взгляде мелькнули облегчение и
радость. Моментально вскочив на ноги, Питер двинулся сестре навстречу. Он уже
успел переодеться в простую белую рубашку и темные брюки, видимо, доставленные
из его кабинета на нижнем этаже. Правая рука висела на перевязи, поэтому
обнялись брат с сестрой осторожно и слегка неловко, но Кэтрин это не смутило.
Тепло родных надежных рук, привычное с самого детства, окутало ее, словно
мягким покрывалом.
Они постояли, прижавшись друг к другу.
Наконец Кэтрин прошептала:
— Ты как? Если… по правде? — Отстранившись, она
окинула взглядом перевязь и забинтованную культю. На глаза навернулись
слезы. — Ужас какой…
Питер пожал плечами, показывая, что это пустяки, ничего
страшного.
— Бренная плоть. Человеческое тело не вечно. Главное,
что с тобой все в порядке.
Беспечный ответ всколыхнул в Кэтрин бурю эмоций, напомнив,
за что она так любит брата. Она погладила его по голове, думая о нерушимости
семейных уз и о крови Соломонов, текущей у них в жилах.
По трагическому стечению обстоятельств в этом зале находился
еще один Соломон. Взгляд Кэтрин скользнул к распятому на алтаре трупу, и она,
содрогаясь, попыталась отогнать воскресшие в памяти снимки из письменного
стола.
Отвернувшись, она встретилась глазами с Лэнгдоном. Профессор
смотрел с пониманием и сочувствием, будто проник в ее мысли.
«Питер все знает…»
Кэтрин снова захлестнула волна переживаний — облегчение
вперемешку с сожалением и отчаянием. Брат задрожал в ее объятиях, как ребенок.
Такого она еще никогда в жизни за ним не замечала.
— Не держи в себе, — прошептала она. — Ничего
страшного. Главное, выплесни, не держи в себе.
Питера била крупная дрожь.
Кэтрин обняла его крепче и погладила по голове.
— Питер, ты всегда был сильным… всегда защищал меня и
поддерживал. Теперь я пришла к тебе на выручку. Все хорошо. Я с тобой.
Кэтрин ласково прижала голову брата к себе… и великий Питер
Соломон разрыдался у нее на плече.
Директор Сато отошла в сторону, чтобы ответить на звонок.
Нола Кей. К счастью, с хорошими новостями.
