Питер Соломон вернулся за стол и сел в кожаное кресло. В его
взгляде читалась глубокая скорбь. Помолчав, он посмотрел на Беллами и выдавил:
— Хорошо прошло…
Беллами вздохнул, разделяя боль друга.
— Питер, не хочу показаться бесчувственным… но… ты ему
доверяешь?
Соломон молча смотрел перед собой невидящим взглядом.
— Ну, то есть… он никому не проболтается о пирамиде?
Питер помрачнел.
— Честное слово, не знаю. Он для меня как будто чужой.
Беллами встал и медленно зашагал по комнате.
— Питер, ты исполнил семейный долг, но теперь, учитывая
обстоятельства, мы обязаны принять меры. Я верну тебе навершие, а ты найди для
него надежный тайник. Пусть его стережет кто-нибудь другой.
— Зачем? — не понял Соломон.
— Если Закари расскажет кому-нибудь о пирамиде… и
упомянет, что здесь был я…
— Он не знает о навершии и не понимает важности
пирамиды. Незачем искать для нее новый тайник. Пусть лежит у меня в сейфе, а
навершие останется у тебя.
Пять лет спустя, на Рождество, когда семья еще толком не
оправилась после гибели Закари, в имение Соломонов вломился убийца. Он пришел
за пирамидой, однако унес с собой жизнь Изабель Соломон.
Через несколько дней после вторжения Питер вызвал Беллами в
свой кабинет. Он запер дверь, вынул пирамиду из сейфа и поставил на стол.
— Зря я тебя не послушал…
Беллами знал, как жестоко корит себя Питер.
— Это бы ничего не изменило.
Соломон вздохнул.
— Ты принес навершие?
Беллами достал из кармана маленький сверток. Выцветшая
коричневая бумага была перевязана бечевкой с сургучной печатью Соломонов.
Беллами положил сверток на стол, отдавая себе отчет, что две части пирамиды
находятся сегодня в опасной близости.
— Пусть за ним присмотрит кто-нибудь другой. И не
говори мне, кто это.
Соломон кивнул.
— Я знаю, где спрятать саму пирамиду, — добавил
Беллами и рассказал другу о подвале Капитолия. — Надежнее тайника не
сыскать.
Беллами помнил, что идея сразу понравилась Питеру: сокрыть
пирамиду в сердце нации было очень символично. «В этом весь Соломон, —
подумал тогда Беллами. — Идеалист даже в тяжелые времена».
Теперь, десять лет спустя, Архитектора тычками вели по
Библиотеке конгресса. Тяжелые времена не закончились. Он узнал, кому Соломон
доверил навершие… и молил Бога, чтобы Роберт Лэнгдон оправдал их ожидания.
Глава 62
«Я под Второй улицей».
Всю дорогу до корпуса Адамса Лэнгдон не открывал глаза и
старался не представлять себе многие тонны земли над головой и узкую трубку
транспортера. В нескольких футах от него мерно дышала Кэтрин, до сих пор не
сказавшая ни слова.
«Она в шоке. — Лэнгдону не хотелось сообщать ей о том,
что Питеру отрезали руку. — Придется, Роберт. Она должна знать».
— Кэтрин… — проговорил Лэнгдон, не открывая
глаз. — Вы как?
Откуда-то сверху донесся дрожащий голос:
— Роберт, пирамида у вас в портфеле… Она принадлежит
Питеру?
— Да, — ответил Лэнгдон.
Последовало долгое молчание.
— Мне кажется… из-за этой пирамиды убили мою мать.
Лэнгдон знал, что Изабель Соломон убили десять лет назад, но
подробностей не слышал, да и Питер никогда не говорил о пирамиде.
— С чего вы взяли?
Кэтрин рассказала о страшных событиях того вечера, когда к
ним в дом вломился татуированный убийца. В ее голосе звучала глубокая скорбь.
— Столько лет прошло, а я так и не забыла, что он
требовал пирамиду. Он якобы узнал о ней в тюрьме, от моего племянника Закари… и
потом забил его до смерти.
Лэнгдон в изумлении слушал. В семье Соломонов произошла
страшная, невероятная трагедия. Кэтрин всегда думала, что Питер убил негодяя…
но сегодня он вновь появился в их жизни: представился психиатром брата и
заманил Кэтрин к себе домой.
— Он знал много личного о Питере, маминой смерти и даже
о моей работе! Такое мог рассказать ему только брат, вот я и поверила… пустила
его в Центр технической поддержки музея. — Кэтрин перевела дух и
рассказала, что сегодня этот человек почти наверняка уничтожил ее лабораторию.
Лэнгдон пришел в ужас. Несколько секунд они пролежали молча.
Лэнгдон чувствовал, что обязан сообщить Кэтрин страшную весть, и начал издалека:
рассказал о том, как несколько лет назад Питер доверил ему маленький сверток,
как Лэнгдона заманили в Вашингтон и, наконец, как в Ротонде Капитолия нашли
кисть ее брата.
Ответом была мертвая тишина.
Лэнгдон понимал, как страдает Кэтрин, и ему хотелось
протянуть руку, утешить ее, но в тесном черном пространстве это было
невозможно.
— Все обойдется, — сказал он. — Питер жив, и
мы его найдем. Похититель обещал не убивать его, если я расшифрую надпись на
пирамиде.
Кэтрин по-прежнему молчала.
Лэнгдон рассказал ей о каменной пирамиде, шифре,
запечатанном навершии и, разумеется, об убеждении Беллами, будто эта пирамида —
масонская… что на ней якобы указано местонахождение винтовой лестницы, уходящей
на сотни футов под землю, где испокон веков хранится загадочное древнее
сокровище.
Наконец Кэтрин заговорила — ровным, отрешенным голосом:
— Роберт, откройте глаза.
«Открыть глаза?!»
У Лэнгдона не было ни малейшего желания смотреть на
окружающее его замкнутое пространство.
— Роберт! — с тревогой воскликнула Кэтрин. —
Мы на месте!
Лэнгдон распахнул глаза ровно в тот миг, когда его вынесло
из проема в стене — точь-в-точь такого же, как с другой стороны. Кэтрин уже
слезала с транспортерной ленты, прихватив его портфель. Лэнгдон спрыгнул на
плиточный пол ровно перед тем, как лента повернула за угол и двинулась обратно.
Они очутились в комнате, очень похожей на предыдущую. Табличка на стене
гласила: «Корпус Адамса. Циркуляционный зал № 3».
У Лэнгдона было такое чувство, будто он вышел из подземных
родовых путей.
«Родился заново».
— Все нормально? — спросил он Кэтрин.
