— Тридцать три градуса по Фаренгейту — это ведь почти
минусовая температура. Может, следует положить пирамиду в морозилку?
Кэтрин улыбнулась:
— Ни в коем случае. Мы ведь готовим по рецепту великого
алхимика и розенкрейцера, который подписывался псевдонимом Jeova Sanctus Unus.
«Исаак Ньютон еще и рецепты сочинял?»
— Роберт, температура — это основной алхимический
фактор, и ее не всегда измеряли по шкале Фаренгейта или Цельсия. Есть и более
древние шкалы, причем создателем одной из них как раз является Исаак…
— Шкала Ньютона! — воскликнул Лэнгдон, соображая,
что Кэтрин явно права.
— Именно. Он строил свою шкалу исключительно на
естественных явлениях. За точку отсчета была принята температура таяния льда,
названная нулевым градусом. — Кэтрин выдержала паузу. — Думаю, ты без
труда догадаешься, каким градусом он обозначил температуру кипения воды —
учитывая что кипение считалось венцом всех алхимических процессов.
— Тридцать третьим.
— Точно! Тридцать три градуса. Температура кипения воды
по шкале Ньютона. Помнится, я как-то спросила брата, почему Ньютон выбрал
именно это число. Ведь на первый взгляд оно ни к чему не привязано. Почему не
сто? Или еще что-нибудь поизящнее? И Питер объяснил, что для мистика Ньютона не
существовало числа стройнее и элегантнее.
«Все явит тридцать третий градус».
Лэнгдон посмотрел на кастрюлю, затем на пирамиду.
— Кэтрин, пирамида сделана из цельного гранита и
золота. Ты всерьез считаешь, что ее можно преобразовать обычным кипятком?
Кэтрин улыбнулась, словно знала что-то еще, о чем Лэнгдон
пока не догадывался. Уверенным шагом двинувшись к столу, она взяла пирамиду
вместе с золотым навершием и поместила в дуршлаг. А потом осторожно погрузила в
кипящую воду.
— Вот сейчас и выясним.
Из зависшего высоко над собором вертолета пилот, переключив
управление на автоматику, наблюдал за зданием и окрестностями. «Нигде никого».
Тепловизоры не позволяли рассмотреть, что творится за каменными стенами,
поэтому о действиях команды в данный момент пилот представления не имел.
Впрочем, если кто-нибудь попытается проникнуть наружу, тепловизоры покажут.
Тепловой датчик сработал ровно через минуту: прибор,
устроенный по тому же принципу, что и системы охранной сигнализации,
среагировал на разницу температур. Как правило, в таких случаях отображалась
человеческая фигура, движущаяся через поле холода, однако сейчас на мониторе
виднелось какое-то тепловое облако, клочок горячего воздуха, плывущий над
лужайкой. Пилот проследил, откуда оно плывет. Вентиляционный выход в стене
колледжа.
«Нет, похоже не то». Такие перепады на тепловизорах
отражались постоянно. «Готовят или белье стирают». Он уже было отвернулся, но
тут заметил некоторую нестыковку. На стоянке у колледжа ни одного автомобиля, в
окнах — ни огонька.
Пилот еще раз пристально вгляделся в экран тепловизора, а
потом связался по рации с командиром.
— Симкинс, может, ничего такого, но тут у меня…
— Накаляющийся датчик температуры! — Лэнгдон
согласился, что решение хитроумное.
— Обычный закон физики, — пояснила Кэтрин. —
У разных веществ разная температура накаливания. И в науке это свойство
применяется повсеместно. Тепловой маркер.
Лэнгдон взглянул на покрытую водой пирамиду с навершием. Над
кастрюлей уже клубился пар, но профессора это не слишком воодушевило. Стоило
посмотреть на часы, и сердце тревожно забилось: без четверти двенадцать.
— Думаешь, пирамида засветится от нагревания?
— Не засветится, а накалится, Роберт. Разница большая.
Накаливание достигается за счет жара и происходит при определенной температуре.
Например, при производстве стальных балок на них перед закалкой напыляют
прозрачное вещество, которое накаляется, когда достигнута нужная для закалки
стали температура, тем самым сигнализируя, что изделие готово. Или всякие
кольца-хамелеоны, «индикаторы настроения». Надеваешь на палец, оно меняет цвет
в зависимости от температуры тела.
— Кэтрин, пирамиду сделали в начале девятнадцатого
века! Потайные петли в каменной шкатулке — еще куда ни шло, искусный мастер
справится. Но невидимое теплозащитное напыление?
— Вполне осуществимо, — возразила она, с надеждой
вглядываясь в пирамиду. — Древние алхимики вовсю использовали органический
фосфор в качестве теплового маркера. Китайцы делали цветные фейерверки, и даже
египтяне… — Кэтрин запнулась на полуслове, впившись взглядом в бурлящую
воду.
— Что там? — Лэнгдон посмотрел туда же, но ничего
особенного не заметил.
Кэтрин наклонилась ближе, напрягая зрение, потом вдруг
развернулась и бросилась к двери.
— Ты куда? — крикнул вслед Лэнгдон.
Остановившись у выключателя, Кэтрин щелкнула рычажком.
Одновременно погас свет и перестала гудеть вытяжка. В кухне воцарились темнота
и тишина. Сквозь клубящийся над кастрюлей пар Лэнгдон попробовал раличить в
глубине золотое навершие, и подлетевшая к плите Кэтрин застала профессора с
разинутым от изумления ртом.
В точности как она и предсказывала, навершие светилось под
водой. Постепенно проступали буквы, становясь по мере нагревания все ярче и
ярче.
— Надпись! — прошептала Кэтрин.
Лэнгдон только кивнул, потеряв дар речи.
Пылающая надпись проявлялась на поверхности навершия, чуть
ниже гравировки. Всего три слова, пока плохо различимые. Неужели именно ради
них сегодня все и затевалось? «Масонская пирамида — самая настоящая
карта, — уверял Галлоуэй. — И она указывает на реально существующее
место».
Буквы пылали все ярче, и Кэтрин выключила газ. Вода постепенно
перестала бурлить. Теперь под ровной гладью без труда можно было разглядеть
навершие пирамиды.
И три четко вырисовывающихся огненных слова.
Глава 90
В полумраке кухни Богословского колледжа Лэнгдон и Кэтрин,
застыв над кастрюлей, вглядывались в преображенное навершие пирамиды. На одной
из золотых граней горели пылающие буквы.
Лэнгдон прочитал, не веря своим глазам. Даже зная, что по
легенде пирамида должна указывать на некое реально существующее место, он никак
не предполагал, что указание будет таким конкретным.
Восемь Франклин Сквер
[7]
