А лучше всего посылать члена партии. Причем не
мальчика, но зрелого мужа, морально проверенного, политически воспитанного,
испытанной твердости в убеждениях.
И комиссия с некоторым даже удивлением
обнаруживает, что посылать в Париж совершенно некого, кроме борца. Народу,
вроде, полно, а посылать больше — некого.
Кафедра ропщет: позвольте, но он же ни
бельмеса по-французски! Он же спортсмен. Он же не ведает, в какой стороне та
Франция находится! Он вообще считает, что это парфюмерная фабрика женского
белья, а Наполеон был гитлеровским генералом.
А секретарь партбюро отвечает: что он не знает
французского — это уже ваша вина! и мы с вас спросим. Чему вы его три года
учили? А человек — наш, советский. Прекрасная армейская характеристика, член
партбюро курса, отличный спортсмен; в порочащих связях не замечен. Защищает
повсюду спортивную честь родного университета. А вот плохие преподаватели
университету чести не делают!
И этому обалдую сообщают, что он едет на
полгода в Париж. И он это спокойно воспринимает, как естественное
обстоятельство университетской жизни — Париж так Париж. Не зря же, в конце
концов, он дал себя уговорить в это идиотское заведение, где всякие хилые
недоделки над ним еще иногда издеваются!
Он пропускается через все шестеренки
подготовительных инструктажей: не пить! в половые связи не вступать под страхом
смерти! но с собой иметь презервативы! контакты с иностранцами только по
учебе!! по любым вопросам обращаться к председателю советского землячества при
советском консульстве! вечерами по улицам не ходить, в десять часов
возвращаться в общежитие! на провокации не поддаваться, с белоэмигрантами не
встречаться ни в ком случае! В дискуссии не встревать, но если навяжут — умело
и аргументированно доказывать преимущества социалистического строя!
Кругом студенты дергаются, ворошат шпаргалками
с фамилиями лидеров мирового коммунизма, а он сидит флегматично, дремлет, и на
все увещевания только гудит мирно:
— Разве ж я не понимаю… Не пацан какой. Вот и
замполит нам в армии говорил тоже… — И очень это упоминание о замполите на всех
действует убедительно и успокаивает.
И только тренер, такой же простой мужик, ему
сказал со вздохом на прощание мудро:
— Все, Васька, пропал ты для большого спорта.
Жаль — перспективный парень, мог бы до чемпионов дойти больших. Ладно —
вернешься если… поставь бутылку.
И вот наш борец, с чемоданчиком пожитков и
нищими франками, в группе счастливцев прибывает в Париж. Селят их в кампус. И
первым делом зовут на собрание советского землячества.
И председатель землячества, штатный кадр КГБ,
повторяет знакомый инструктаж, но уже в тех тонах, что изощренный враг
притаился за каждый кустом. Что главная задача Франции — завербовать их в свои
шпионы и выведать секретные сведения: а иначе зачем бы, вы думали, вы им
нужны?! Зря деньги на вас тратить?!
Все молчат, все понимают, и только наш борец
гудит:
— Точно… вот и нам в армии замполит говорил…
И председатель сразу проникается доверием к
этому простому и надежному русскому парню.
— Есть, — говорит, — настоящие студенты! Без
этой, знаете, прямо скажу, интеллигентской гнильцы! Вот что значит — из
Ленинграда, сразу видно… колыбель революции!
— Короче — разойдитесь, товарищи, скоро ужин,
потом разложите вещи, почитайте немного, и — спать! С дороги надо отдохнуть.
Перед сном пройду по комнатам — лично проверю, чтоб все были на местах. Вы тут
еще новенькие, ничего не знаете, вот месяцок пройдет — тогда можно будет и в
город сходить в увольнение… в смысле на экскурсию, посмотреть. Закажем автобус,
посетим музей Ленина, кладбище Пер-Лашез — не волнуйтесь, и до Лувра очередь
дойдет: познакомим вас со всеми достопримечательностями французской столицы. В
организованном порядке. Вопросы есть? Вольно, разойдись.
Наш борец назначается помощником председателя
по новичкам. А поскольку в армии он был сержантом, то командует — у
председателя сердце радуется. Хотел своих по корпусам строем в ногу повести, но
председатель уж остановил это похвальное, но излишнее рвение: французы могут не
понять — Европа…
А в комнате наш задумывается, смотрит в окно,
пересчитывает свои тощие франки. Соображение такое, что раз уж он начальник, то
надо использовать преимущества своего положения. В частности, насчет свободы
выхода за пределы гарнизона. Главное — чтоб порядок во вверенном подразделении
был наведен. Обходит по списочку все комнаты со своими и наставляет, что в
десять часов отбой, положение, можно сказать, военное, и дисциплина должна быть
соответствующая, кругом буржуазное окружение, а кто против — завтра же полетит
домой.
Вот же падла на нашу голову, думают несчастные
стажеры, но возражать боятся.
А сержант-борец, подкрутив гайки подчиненным,
идет отдохнуть на свежий воздух. И к десяти не возвращается. И к завтраку не
возвращается.
И вообще не возвращается.
И председатель землячества с ненавистью
прикидывает, сообщать ли ему в консульство и куда надо о ЧП, или лучше
подождать еще, может, все само утрясется… придет, скотина. Очень нужны ему
пятна и накладки в послужном списке — студентам-то что, а у него служба! у него
своя карьера! все сволочи эти интеллигенты, и армия им не поможет. Вот отдай
хорошего парня в университет — и пиши пропало. Разложит его это гнилье!
А наш борец вечером поглядел на часы и
старательно высчитал, что вполне успеет сесть на автобус и погулять чуток по
центру Парижа. Он с крестьянским здравомыслием рассудил, что французского он не
знает, завтра же на первом занятии это выяснится, и его, уличенного во
французской непригодности, антикоммунисты-французы вернут к черту отправителю:
чего это вы нам подсунули? Семь бед — один ответ, так надо ж пока
попользоваться чем можно. Не зря ж он здесь. Что друзьям-то расскажет? Вообще
ему было на все на это наплевать, он был мастер спорта, и его всегда возьмет
любое спортобщество. А в Париже его интересовали исключительно парижские
проститутки, французская выпивка и плюнуть вниз с Эйфелевой башни. Такая
скромная программа-минимум. Более ему о славной столице Франции все равно
ничего не было известно.
Он пришел на остановку, спросил у подошедшего
автобуса: «Париж?» Ему ответили — ла-ла-ла, Париж! Он доехал, похоже, до
центра, и начал пешую прогулку. Комплексами он не страдал, нервная система
отличалась тренированной стабильностью, и обалдения от заграницы он никакого не
испытывал. Скорее, раздражала — говор кругом дурацкий, выпендриваются. Так что
из ощущений присутствовало только, что подобает случаю выпить.
