Финн полицию не вызвал. Напротив, достал карту
и с помощью полуанглоговорящей жены сочувственно объяснил, что его папа воевал
у маршала Маннергейма, а если Маркычев во-он здесь перейдет границу в Швецию,
то там получит политическое убежище. Добрый оказался человек, но не понимающий
чаяний души советского человека. Два мира — две системы…
Он дал Маркычеву эту карту и сухой паек на
дорогу, довез на своей машине до шоссе, указал пальцем на Запад и ободряюще
хлопнул по спине:
— Хюва маткаа!
Маркычев помахал ему вслед, слез с дороги в
кусты, и вот так, кустами, пошел в Хельсинки — искать советское посольство… Явка
с повинной и чистосердечное раскаяние должны были облегчить его вину.
«Да чтоб я еще в жизни по грибы… ни глотка!
Отдыхать только в библиотеке!»
Умирая от голода и усталости, боясь полиции и
не вступая ни в какие контакты с иностранцами, хромал он на встречу со своими:
и вот я здесь, товарищи. Готов нести ответственность по закону и надеюсь на
смягчение участи.
7. Шьем дело из материала заказчика
Консульство и его внешняя контрразведка ГБ
известили свои начальства в Москве: вот такой чудак… просим проверить.
Москва: только Бога ради — никакой утечки
информации в прессу! Покормите его пока, до дальнейших распоряжений, и
присмотрите. И звонит в Ленинград: выясните, уточните, разберитесь. Что у вас
там за бардак в пролетарских коллективах и на священной границе!..
С Литейного звонят в отдел кадров завода «Серп
и молот»: как там у вас Маркычев? Такие звонки в кадрах понимают. Ах, говорят,
Маркычев… Какой Маркычев — инженер? Да можно сказать, и не работает. Как? — да
он в отпуске… С тридцатого июля… у него неделя, мол, с прошлого года
оставалась, плюс отгулы… Когда выйдет? да должен в понедельник. Что, номер
приказа? сейчас, одну минуточку… И тут же задним числом рисуют Маркычеву
отпуск. А что такое? А ничего, отвечают зловеще, скоро узнаете.
И звонят директору. Отпуска, значит, даем на
август государственным преступникам? Директор — старая гвардия, буквально
слышно, как у него броневое забрало лязгает, опускаясь: какие отпуска, товарищ?
каким преступникам? Ваш работник инженер Маркычев задержан за переход государственной
границы в буржуазном государстве. Позвольте, говорит директор. Маркычев мне не
инженер. У нас такой не работает. Что значит, у нас есть сведения… Да, был. Но
уволен. Когда, за что? Минуточку… вот: тридцатого июля. За халатность и
неоднократные нарушения. А отдел кадров говорит!.. Наверное, напутали, нашли не
тот приказ, у них там вечно… Так он не ваш? Не наш. Упаси Бог от таких
работников. А как его можете характеризовать? Крайне отрицательно. Политически
неграмотен, морально неустойчив. Политику партии понимает неправильно. Хорошо;
характеристику передайте в отдел режима. Директор — отделу кадров: поднимитесь
ко мне забрать подписанный приказ… болтун — находка для шпиона! Мигом!!!
Но на Литейном сидят парни вдумчивые, они
позвонили еще и в жэк. Есть такой жилец? Есть; а что? Какие на него сигналы,
жалобы, нарушения? Да так… знаете… а что? Он задержан в Финляндии за
нелегальный переход границы, ведется следствие, вот мы сейчас занимаемся его
делом. А-а… он всегда был подозрительным, не наш человек — за квартиру платил
неаккуратно, соседи жаловались, так что мы собираемся выписывать его за шум и
дебоши. Так; ясно.
Ну — выпадает кому-то загранкомандировочка!
Звонят в посольство: завтра, говорят, наш человек за ним приедет, заберет; вы
пока караульте получше, он, судя по всему, враг матерый, антисоциальный
элемент, явно сбежать хотел. Им отвечают: да вы что, он всю Финляндию пропер
пехом, сам к нам пришел, плакал и домой просился. А, теперь плачет, иуда —
понял, что за границей не мед! А вот не пускать его обратно! — пусть там и
живет в капиталистических джунглях, жрет свои грибы! Товарищи, нельзя же так, у
нас гуманизм и милосердие… У вас милосердие, а у нас бдительность. Знаете, чем
отличается абстрактный гуманизм от социалистического? Ага: девять граммов
разницы. А он что… действительно сам пришел? И врач говорит — не сумасшедший?
Видите — характерный прием двойного агента.
А погранзаставы рапортуют твердо и однозначно:
никаких нарушений госграницы не зафиксировано, случайности исключены!
Короче, приезжает утром мордастый парнишечка в
неброском костюмчике, кормят Маркычева напоследок завтраком, вгоняют в вену
укол против любых желаний организма, грузят ко всему покорное тело в автобус, и
парнишечка везет его на Родину, напевая «Летят перелетные птицы». А на границе
— в машину и на Литейный.
Неделю его трясли. Как, да что, да где, да
почему: всячески сбивали хитрыми вопросами и повторами. Но он твердо повторял
историю своих злоключений и кричал, что лучше тюрьма, но своя, много ведь не
дадут, правда? я ведь сам пришел! Что возьмешь с дурака?..
Главное — он никак не мог указать, где пересек
границу. Знал бы где — так и не пересекал бы! Там ведь сигнализации напихано,
препятствий наворочано — вот уж против дурака все меры бессильны. Ставили
следственный эксперимент: привозили на место того пикника — иди! Разводит
руками — был пьян, простите. Верно — бутылок в кустах нашли до черта.
А если он пересек границу на самолете? А если
надел коровьи копыта — обмануть следопытов? А если все грибники вот так, беспрепятственно,
попрут через границу?! Влепили для профилактики начальнику погранрайона о
неполном служебном соответствии, а больше поделать ничего нельзя.
Его бы, конечно, законопатили года на четыре.
Нарушил? — нарушил. Получи и распишись. Но финский телевизионщик тот подгадил.
Он снял не только приход Маркычева в посольство, он и отъезд подкараулил, и у
консула интервью взял: вот, мол, какой стойкий и сознательный гражданин —
испугался, что невольно нарушил финские законы и может быть наказан финскими
властями и даже вызвать международный инцидент! Он голодать будет — ради
сохранения дружественных государственных отношений с соседней страной. А посол,
старый мидовский волк, подал случай в этом свете как акт большого уважения и
залог добрососедства.
И в таком виде это прошло по финскому
телевидению и, разумеется, прозвучало по Би-Би-Си. И теперь, в свете
международной обстановки, сажать Маркычева было бы идеологически невыгодно. А
лучше наоборот — отечески пожурить и милосердно позволить вернуться в ряды
заблудшему, но верному гражданину. Просвечен насквозь — советский мышонок…
И отпустили с Богом. Иди и не греши!
8. Вернулся в свой город, знакомый до слез
Когда я работал в отделе пропаганды одной
газеты, над столом у меня висела репродукция картины Репина «Арест
пропагандиста». Но есть у Репина и еще не менее знаменитая картина — «Не
ждали».
