— Наш зритель этого не поймет, — задумчиво
решили итальянцы. — Буржуазная пропаганда внушает, что советские люди нищие, и
мы должны показать счастливого ученого в расцвете советской науки. — Это были
прогрессивные итальянцы.
Это были настоящие киношники, и в кино у
профессора Тарасюка получилась просторная многокомнатная квартира. Тарасюк за
письменным столом — это был кабинет, за обеденным столом — это была столовая,
на фоне книг — это была библиотека, у стены с оружием — домашний музей, и
Тарасюк, сидящий в кресле, в тещином халате и с рюмкой в руке, рядом с
расстеленным диваном, — это была спальня. В коридоре с гантелями Тарасюк
изображал спортзал. Из кухни выгнали соседей, теща надела выходное платье и
взяла поварешку: это была старенькая мама заботливого сына Тарасюка. Италия —
католическая страна, там плохо относятся к разводам, это зрителю не понравится;
зато хорошо относятся к матерям, это зрителю понравится.
На закуску они сняли профессора Тарасюка с
партизанской медалью, и хором сказали, что такого героя среди ученых они вообще
не видели, он — феномен и живая легенда. Правда, Тур Хейердал тоже был парашютист
и диверсант, но, кажется, никого так и не убил, хотя был уже совершеннолетним,
— а бедному сироте Тарасюку было десять лет: мамма миа! порка мадонна! с ума
сойти! двадцать восемь фашистов! он убил их за один раз, или за несколько? Это
были те самые двадцать восемь панфиловцев, да? они читали об этом бессмертном
подвиге! Почему Тарасюк не Герой Советского Союза?
— Я был еще несовершеннолетним, — виновато
сказал Тарасюк.
— А ваши герои-пионеры?.. — спросили
образованные итальянцы.
— Только посмертно, — сказал Тарасюк. — Мне
предлагали, но я отказался.
10. Рыцарь печального образа
Заговорили об его последней книге по ритуалам
и традициям рыцарских турниров. Этот труд должен был перевернуть мировую науку
о рыцарстве. Тарасюк не страдал мелкостью замыслов.
И он поволок крепко подпивших итальяшек в
Эрмитаж, в самые богатые в мире запасники рыцарского вооружения. Выбрал
эффектный доспех по росту, под его управлением итальянцы облачили его в латы,
застегнули застежки, затянули ремешки и сняли дивные кадры: рыцарь повествует о
поединках, подняв забрало и опершись рукой в железной рукавице на огромный меч.
Они таки изрядно все нажрались, и Тарасюк их
утомил беспрерывным ускоренным курсом истории оружия, — они хотели успеть в
итальянское консульство на прием. А он не хотел вылезать из доспеха — ему в нем
страшно нравилось. Короче, они свалили, а он остался один. Вранье, что в
турнирном доспехе нельзя ходить пешком — сочленения очень подвижны, а веса в
нем килограммов тридцать-тридцать пять: сталь нетолстая, просто исключительной
прочности. У нынешнего пехотинца полная выкладка тяжелей на марше.
Тут и произошла незабываемая встреча, с
которой началась наша история.
…Дальнейшие события разворачивались печально.
В половине двенадцатого в Эрмитаже начинает дежурить ночная охрана. Ночная
охрана — это сторожевые собаки. Обученные овчарки контролируют пустые
помещения. Зарабатывала овчарка — шесть ночей в неделю с полдвенадцатого до
шести утра — шестьдесят рублей в месяц. Владелец трех собак жил на их зарплату.
Собак как-то не предупредили о проблеме с
сервизом. С лаем и воем, скользя юзом на поворотах, они влетели в запасник.
Ребята из Смольного обрели дар речи и завопили
о спасении. Хранительнице было легче — она свалилась, наконец, в обморок.
Бронированный же рыцарь Тарасюк издал боевой
клич и взмахнул мечом. Но дело в том, что конный рыцарь надежно прикрыт во всех
местах, кроме задницы. Задом он сидит на специальном, приподнятом, боевом
седле. А немецкая овчарка двадцатого века в рукопашной несравненно подвижнее
немецкого рыцаря пятнадцатого века. И Тарасюк был мгновенно хвачен зубами за
беззащитный зад.
Заорав от боли, он быстро сел на пол, бросил
тяжелый меч, и укрытыми стальной чешуей кулаками пытался сидя треснуть
проклятых тварей!
Вот такую композицию и застала охрана и
милиционеры. Взволнованные милиционеры защелкали затворами пистолетов, охрана
взяла собак на поводки, и вот тогда ребята из Смольного взревели во всю мощь
своего справедливого негодования: сотрудников обкома мечом пугать! посланцев
партии травить собаками! суши сухари, суки, Романов вам покажет!
Действительно: еще только латные рыцари не
устраивали антисоветских восстаний.
…Тарасюка мгновенно и с треском выперли
отовсюду.
Над вспотевшей головой, с которой сняли шлем с
истлевшим плюмажем, засиял нимб мученика-диссидента: с мечом в руках он охранял
достояние науки и народа от самодурства Смольного!
Легенда обрела завершение и вышла на улицы.
11. Встреча в ауте
Его не брали на работу никуда: ни в один
институт, даже библиотекарем в районную библиотеку, даже учителем истории в
восьмилетнюю школу. Теща плакала и кормила его грибным супом, и пенсионерский
кусок застревал у совестливого Тарасюка в горле.
Через два месяца он устроился грузчиком на
овощебазу, скрыв свои ученые степени и заслуги. Таскал ящики с картошкой и пил
с мужиками портвейн на двоих.
Его дипломников и аспирантов раскидали по
другим руководителям, и они боялись даже позвонить ему: шел семьдесят пятый год,
и лояльные граждане опасались сказать лишнее слово…
Тарасюк озлился. С самого своего партизанского
детства он был исключительно советским человеком, и все окружающее ему очень
нравилось — что естественно при удачной карьере в любимом деле. Но непосредственное
общение с пролетариатом благотворно влияет на интеллигентские мозги. За сезон
на овощебазе он дошел до товарной спелости мировоззрения, как сахарная свекла
до самогонного аппарата: еще немного — и готов продукт, вышибающий искры и
слезы из глаз. А главное, без оружия он был не человек.
Он стал читать газеты и слушать вражьи голоса.
И писать в редакции и инстанции письма о правде и справедливости. Письма
отличались научным стилем и партизанскими пожеланиями. И в его собственный
почтовый ящик перестали приходить письма и приглашения из-за границы.
Тут приезжает на очередную говорильню
оружейников немец из Франкфурта, коллега-профессор, и хочет видеть своего
знаменитого друга по переписке профессора Тарасюка: что с ним, где он, почему
не отвечает на письма? Все мычат и отводят глаза.
