Вахтенный протер глаза, прочистил мозги
затяжкой: поднимается! Черный старичок, дохлая тростинка. Поймал его взгляд,
убедился в обвисшем красном флаге на корме, закопченной красной полосе на
трубе, приосанился и неуверенно продолжает подниматься. Под каким ни попадя
капиталистическим флагом можно от белого матроса и пинка получить. А советский
негра ударить не может, им строго запрещено.
— Куд-да, — лениво цыкает вахтенный. — Гоу
аут. Цурюк. Пошел на…
Этих на борт только пусти — по гайкам судно
свинтят.
Негр-старичок осмотрительно останавливается за
четыре ступени до верха, выпячивает куриную грудку и с достоинством
рекомендуется:
— Ай хэв бизнес. Ченч. Вери чип.
А черт его знает. Вдруг у него что-нибудь
интересное действительно вери чип.
Смешное чучело и трогательное: ножки черные из
полотняных шортов торчат, рубашечка перелатана, а сверху грибом — облезлый
английский колонизаторский шлем «здравствуй-прощай», долженствующий
символизировать, что обладатель его — человек интеллигентный и не чуждый
мировой цивилизации. На шейке куриной болтается на ременном шнурочке амулет.
Очевидно, для покровительства в большом бизнесе.
И нагрудные карманы отдуваются, набиты, уголки
торчат засаленные разномастных купюр. Ну — большой бизнесмен пожаловал. Меняла.
Ченчила. Деньги, значит, менять. Прямо на месте, и скидка меньше, чем в банке.
Смотрит вопросительно:
— Ченч?..
Вахтенный бурчит, с ненавистью к жаре, Африке,
своей проклятой нищенской доле, каковая ненависть и переносится на чучело перед
ним:
— Совьет рублес.
Негр дипломатично соглашается:
— Совьет — гуд.
А чего — гуд-то? Ага. Хрена ему нужны рубли.
Сейчас.
Вахтенный на него смотрит снуло, смотрит, на
шейку черную, на карманы оттопыренные, и в глазах его пробултыхивается какая-то
мысль. Оживают глаза. Угощает он негра сигаретой. Тот принимает с важной вежливостью,
прикуривает, благодарит милордовским полупоклоном, пыхает — всем видом
старается напоминать вроде как Черчилля с его сигарой. А вахтенный снимает
трубку телефона за люком на переборке и звонит приятелю в каюту:
— Слушай, — говорит, — постой пять минут у
трапа, а? Что-то живот крутит, и вообще тошнит от этой жары, как бы тепловой
удар не хватил.
Приятель мычит, блеет: что, зачем, неохота,
будто нельзя в гальюн и так отлучиться?.. кое-как соглашается.
И вахтенный радушно приглашает старичка к себе
в каюту: мол, прошу, почтенный бизнесмен, выпьем, покурим, дела наши финансовые
обсудим. Конвоирует его по коридорам напористо и ехидно.
И никто еще не предполагает, что из этого
выйдет.
2. На халяву и уксус сладкий
В каюте усадил он ченчилу в кресло, подвинул
пепельницу, направил вентилятор, поставил стаканы: прием по полному протоколу.
Тот тихо раздулся от собственной значительности.
А вахтенный берет телефон — другому приятелю:
др-р-р!
— Слушай, ты пузырь еще не выжрал?
Приятель — осторожно:
— А тебе что? — И, с предвкушением блаженства:
— Вот стемнеет, будет попрохладнее — захмелюсь, хоть чуток кайф словлю. А чего
так, походя, без толку…
— А того, что у меня ченчила сидит, так он
рубли на валюту меняет!
— Какой ченчила?
— Какой-какой. Нормальный, местный. По трапу
притопал, все карманы оттопыриваются.
— Он че, рехнутый? Или ты?
— Да у него весь видок с придурью.
— Че за видок?
— Старенький, черненький, сморщенный, и
обмундирование на нем английского колонизатора, который сто лет в обед от
старости помер.
— Кто помер?!
— Колонизатор.
— Какой колонизатор?!
— Английский, идиот!
— Да пошел ты, сам козел!
— Стой, не бросай трубку, дура! Я его одного в
каюте оставить не могу, ведь сразу скоммуниздит что-нибудь!
— Ты че, вообще, крыша поехала?! Кто
скоммуниздит — колонизатор?! А помер кто?!
— Забудь о колонизаторе!!! Сидит негр-ченчила.
Набит деньгами. Меняет на рубли. Понял?
— Понял. А что, рубль конвертировали, пока мы
здесь? А колонизатор где?
— У меня в каюте!!! Негр!!!
— Колонизатор — негр?! У тебя??? Ты что,
совсем екнулся!!!
— Сейчас приду к тебе — и удавлю на хрен!!
Слушай: есть ченчила. Он негр. Он у меня в каюте. Он старый и черный. И худой.
Килограмм двадцать. Ему в обед сто лет…
— Так кому сто лет-то?..
— Еще пикнешь — взорву тебя на хрен вместе с
этим долбаным пароходом!!! Ему надо дать выпить. С почетом. Тогда он тебе
вообще поменяет что хочешь на что хочешь. Ты — хочешь — менять — рубль — на
доллар?
— Н-ну… не понял… хочу, ясно!
— Тогда: дуй сюда. Сию минуту. Будем менять.
Никому больше — ни звука!
— Сказал бы сразу! Ты дверь запри! Бегу!!
— Стой! Пузырь возьми! Ты думаешь, я тебе че
звоню?
— Сказал бы сразу! Стаканы есть? Бегу!!
— Стой! Не беги! Разобьешь.
Вахтенный в поту швыряет трубку и счастливыми
междометиями и жестами поясняет негру, что сейчас глупый непонятливый бой, по
голове его много били, принесет наконец выпить, и все будет хорошо. И ченчила
внемлет ему со все более увеличивающимся доверием и достоинством, что вот,
немаленький человек его принимает, бвана, слугу имеет на побегушках, который
выпивку подносит.
Балдеет от своего плана вахтенный, хитроумный
Одиссей: эк да он сейчас клюкнет на халяву холодненького, расслабится на
полчасика вместо обрыдлой вахты, пока тот, что у трапа, не взорвется и свалит
оттуда. Да винцо! да под сигаретку! на холодке! нет, бывает жизнь хороша и под
нашим флагом.
