3. Пусть неудачник платит
Приятель бутылку доставил трепетно, как
младенца, проглотившего гранату. И с негром здоровается, обращаясь
непосредственно к карманам. Руку карманам протягивает и треплет их интимно. И
мука сладострастия борется в нем с мукой скупости: откупоривает бутылку.
Плеснул на донышки:
— За дружбу и интернационализм!
— Не скупись, — поощряет вахтенный, — ему
побольше, себе поменьше. Ченч сделаем — гульнем!
— Но бутылка уж с тебя.
— Да? А с тебя что — за такой обмен? не
жидься.
— Может, у него там стриженая бумага, —
сомневается приятель. — Для понта.
— Ерунда! Вон края торчат.
— Мало ли у кого что торчит… Для понта.
— Лей-лей! — и вахтенный проглатывает ударную
дозу, налитую не ему вовсе для баловства, а ченчиле для дела, и нагло
командует: — А теперь ему! Пол-лней…
Мерит приятель скорбным взглядом остатки в
бутылке, жмурящегося ченчилу, и мечтает:
— Эх… спиртика бы для КПД капнуть…
— Откуда?
— А у доктора.
— Разбежался он.
— А за деньги.
— Нужны ему.
— Валюту, балда!
Вахтенный оценивает ченчиловы карманы и
говорит:
— Жалко.
А приятель зажегся идеей, в азарт вошел:
— А выпить? Не выпьет — вдруг сорвется? На
советские-то рэ!
Ченчила исправно подтверждает:
— Совьет — гуд.
— Слыхал?!
И приятель звонит врачу: уважаемый доктор
медицины, дорогой-любимый, позарез приперло, полстаканчика, а?
Доктор любезно отвечает:
— А пошел ты на…
Приятель обещает вылизать доктору все интимные
места и лизать их непрерывно до самого прихода домой, а также сулит в придачу
свою бессмертную душу.
Доктор не хочет. Он утверждает, что относится
одобрительно ко всем видам сексуальных связей, только вот к гомосексуализму
как-то скептически. Что же касается души, то он и собственной обременен сверх
меры, и охотно ее ссудит какому-нибудь долбаку вплоть до окончательной победы
мирового капитализма.
Приятель надрывно вздыхает и выстреливает из
сокрушительного калибра:
— А за доллар?
При звуках чудного зеленого сияния доктор
делает паузу и меняет тональность. Осведомляется с ласковостью психиатра к
шизофренику:
— А вы не пили, ребята, негритянской водки?
— Это которой?
— Это которая стакан холодной воды и молотком
по голове.
Приятели смотрят в большой задумчивости на
негра и обмозговывают предложенный рецепт.
— Извините, ребята, дать не могу. Приказ.
Никому.
— Я не шучу, док. Прошу продать мне сто
граммов медицинского спирта за один американский доллар.
Доктор с кряхтением усваивает информацию, и
сообщает, что на таких условиях он согласен продать все наличные запасы спирта,
а также аспирина, валидола, касторки, скальпели, шприцы, бинты, а еще есть дома
жена и старушка-мама, так никто не интересуется? По сто грамм за доллар.
И приятель отправляется за спиртом. Там
происходит душераздирающая сцена: доктор желает вперед деньги, потом стулья, а
приятель клянется своей визой и морским царем-вседержителем, что так невозможно,
млеет и блеет, намекает и гарантирует, и еле уносит драгоценное зелье.
И они разводят честно спирт в три стакана,
разбавляют сухим, доливают водичкой, чтоб дополнительно растянуть кайф во
времени и пространстве, и благостно выцеживают. И слегка даже балдеют.
И с удовлетворением хорошо и честно
выполненного долга достают приготовленные рубли: поехали! Теперь все в порядке!
Уже можно.
Негр сочувственно смотрит на рубли и говорит:
— Ноу.
Что-о?! Что значит «ноу»!!! Ведь все сделали
как надо!..
Ченчила смотрит на них, как Рокфеллер на
чистильщика обуви, и поясняет свою финансовую политику: из левого кармана
бережно извлекает потертую долларовую банкноту, из правого — разворачивает
местную бумажку величиной в скатерть и расцветкой в павлина, делает ими
вращательное движение, и убирает доллар теперь в правый карман, а миллион своих
местных бананогрошей — в левый. И вразумляюще произносит:
— Ченч. Вери чип.
— Чип?! — повторяет вахтенный. — Вери чип?! —
шепчет бессмысленно, наливаясь расплавленной свинцовой злобой. — Не нравятся
тебе рубли, гнида?.. — И вперяется белесым взором в куриную черную шейку. —
Чип, чип, чип…
— Чип! — зловеще откликается приятель. — Чип!
Понял?!
В лютой ненависти смотрят они на ченчиловы
карманы, на шейку ничтожную, на пустые стаканы, на рубли… смотрят на амулет,
висящий на шейном ремешочке, и быстро, твердо и безумно переглядываются.
Синхронно поднимаются, берутся за этот
ремешочек и тянут, перекручивая, в разные стороны. Старичок дрыгает ножками,
разевает рот, они тянут сильней. Подержали… И придушили к чертям!..
4. Где знают двое — там знает и свинья
Сели. Закурили. Дышат. Успокоились. И смотрят.
И вроде даже ничего и не произошло.
Как вышло, черт его знает, как-то само
получилось, вроде даже и не собирались… Жара, понимаешь… рубли эти
неконвертируемые… Курят: молчат!
И тут трезвонит телефон: подскакивают!
переглядываются!
Тот, что у трапа все торчит, матерится в
трубку — осатанел в пекле:
— Хватит, на фиг, возвращайся! я сваливаю!..
Вахтенный — медовым голосом:
— Бу-удь другом, две минутки еще, я за тебя
потом хоть всю вахту отпашу.
— На хрен мне сдалось! Имей совесть!
— Старпом вдруг спросит — скажи, что мы
подменились.
Тот заинтересовался — голосом, настойчивостью:
— Ты че там? Че делаешь-то? А? Три минуты жду!
