— Ладно-ладно, я вас понял. Понимаю, что вы хотите поговорить с ним лично. Я уже упоминал сегодня, что у нас мало времени, но постараюсь вам как-нибудь помочь. Это не так просто, если вы заметили.
— Вот и хорошо, — прохладно заметила Никки.
Нет смысла биться лбом в брандмауэр.
— Я стараюсь исполнить вашу просьбу, но в то же время обеспечить своему парню передышку, необходимую человеку, заново начинающему крутой подъем.
— Это понятно, но, как вы справедливо заметили, Джесс, мне необходима личная беседа.
— Конечно, но если бы вы подождали денек-другой, я был бы у вас в большом долгу.
— И чем собираетесь отдавать долг? Местом на обложке «Times» или званием «Человек года»?
— Я добивался подобного и для менее значительных личностей. — Выдержав паузу, пиарщик заговорил почти по-человечески: — Послушайте, у меня в голове все крутятся ваши слова насчет того, что присмотреться никогда не мешает.
Опыт детектива подсказал Хит промолчать. Риптон не выдержал первым и продолжил:
— Я за него спокоен. Тоби говорит, что с шофером проблем не было, и я ему верю всей душой. Он умеет держаться с людьми, знаете ли. Его все любят: водители, официанты, домашняя прислуга. Он не жалеет чаевых, дарит подарки. Тоби Миллс не из тех, от кого можно ждать проблем.
— А выбитая дверь в квартиру Кэссиди Таун — это не проблема?
— Слушайте, мы уже разобрались. Он вышел из себя. Лев, защищающий свой выводок. Собственно, потому я и звоню.
«Вот оно, — подумала Никки. — Кремовая розочка на пирожном мирных переговоров».
— Кстати, он просил узнать, не нашли ли вы того психа, который его преследовал?
Такой вопрос разозлил бы ее даже вне сложного контекста разговора, но, в сущности, Никки сочувствовала бейсболисту. Оклахомский мальчишка мог быть миллионером, но при этом оставался отцом, и его семье угрожали.
— Я поручила это дело одному детективу, и мы сотрудничаем с двумя другими участками. Передайте клиенту, что мы уведомим его, как только будут новости.
— Я это ценю, — ответил Риптон.
Он уже сказал все, что хотел, и быстро распрощался.
Рук остановился в комнате наблюдения второго помещения для допросов, с двумя чашками в руках. Одна исходила паром, другая была холодная. Сквозь стекло он видел Таррелла и Каньеро, которые приспособили большой стол для своей бумажной охоты.
Поставив холодную чашку, Рук освободил руку, отрепетировал улыбку, и толкнул дверь.
— Привет, Тараканы!
Детективы не подняли голов от записей телефонных переговоров. Вместо того чтобы ответить Руку, Таррелл обратился к напарнику:
— Слушай, их теперь пускают бродить по зданию без присмотра?
Каньеро покосился на гостя.
— Даже без поводка, что за дела?
— Ну, — возразил Таррелл, — он у нас приучен к газете.
— Метко! — хихикнул Каньеро.
Таррелл оторвался от работы и через стол уставился на коллегу.
— Метко?
— Ну ясно же, Тэрри, он журналист, приучен к газете.
Смешок Рука прозвучал несколько натужно:
— Мой бог, это комната для допросов или я попал на «Круглый стол „Алгонкина“»?
[130]
Тараканы опять уткнулись носами в бумаги.
— Тебе помочь, Рук? — спросил Каньеро.
— Я прослышал, что вы двое отчаянно сражаетесь с бумагами, и решил, что вам не помешает утолить жажду. — Он поставил рядом с каждым по чашке. — Кофе с ореховым кремом для тебя, а для детектива Таррелла сладкий чай.
Рук заметил, как Таррелл перемигнулся с Каньеро. В обмене взглядами журналист не в первый раз со времени возвращения уловил некоторое пренебрежение. Услышав невнятное: «Ну спасибо», он почувствовал, что теперь следовало бы уйти. Но, вместо этого, сел рядом.
— Помощь нужна? Хотите, помогу вам побыстрее отчитаться?
Таррелл рассмеялся.
— Скорее отписаться. Ты же писатель.
Каньеро тупо уставился на него:
— Не доходит.
— А, ладно, забудь.
Таррелл отвернулся и взволнованно заерзал.
Насладившись его смущением, Каньеро отхлебнул кофе и едва не обжегся. Отставив чашку, он с силой протер глаза. Просмотр списка звонков был привычной для детектива рутинной работой. Но у Эстебана Падильи оказалось несколько телефонов, и переговоров он вел неожиданно много для простого шофера. Эта новая напасть после перечня заказов на лимузины совсем измотала обоих детективов. Потому-то они и перебрались в комнату для допросов. Не ради большого стола, а в поисках покоя. И тут этот Рук!
— Давай! Для начала объясни, что бы это значило. Разносишь напитки, интересуешься, как дела, предлагаешь помощь…
— Объясню, — согласился Рук и, дождавшись, пока Таррелл повернется к нему, продолжил: — Ну, это вроде как… оливковая ветвь. — Не увидев понимания, он уточнил: — Ну, все мы чувствовали некоторую напряженность с той самой минуты, как вы застали меня на кухне Кэссиди Таун. Верно?
Каньеро снова взялся за чашку.
— Эй, мы просто работаем. — Осторожно попробовав кофе, он сделал большой глоток.
— Бросьте. Что-то не так, и я хочу все прояснить. Не такой уж я бесчувственный. Я знаю, в чем дело. В моей статье. Беда в том, что я не отдал вам должного, так?
Детективы молчали, и тут до журналиста дошло, в какой комнате происходит этот разговор и где он — подумать только! — допрашивает двух копов, вытягивая из них по слову. Рук выложил козырной туз:
— Я никуда не уйду, пока не скажете.
Детективы переглянулись, но заговорил опять Каньеро:
— Ладно, раз уж ты спросил, — все так. Хотя дело не в том, чтобы отдать должное. Тут штука в том, что мы — одна команда. Ты сам видел, как мы работаем. Речь не о том, что нам так уж хотелось видеть свои имена в списке героев, нам этого не надо. Но в твоей статье не видно, что мы — одна команда, понял? Только и всего.
Рук покивал.
— Я так и подумал. Это вышло не нарочно, честное слово, и если бы я мог переделать статью, то написал бы ее по-другому. Извините, ребята.
Каньеро всмотрелся в лицо журналиста.
— Большего просить не приходится. — Он протянул руку, и, когда журналист пожал ее, повернулся к напарнику. — Тэрри?
Второй детектив поколебался, но все же сказал:
— Идет, — и тоже пожал протянутую руку.
