Она перебрала все способы проверки. Спросила, какое было число. «Четырнадцатое мая». Какой день недели? «Ночь пятницы». Какая была погода? «Моросил дождь. Я вышел с зонтиком». Была ли там охрана? «Я уже сказал, что никого не было. Никого, кроме нас троих». Она предупредила, что проверит все детали. Он ответил, что это хорошо, тогда она ему поверит. К тому же его радовал тот факт, что разговор записывается, и все же она сомневалась. Желание оказаться в центре событий могло подвести Гранвиля.
Оставался еще один вопрос. Он напрашивался с самого начала, но Хит выжидала, опасаясь, что свидетель замолчит.
— И чем закончилась ссора?
— Они долго ругались.
— Под дождем?
— Дождя они не замечали.
— До драки не дошло?
— Нет, они просто ругались.
— И что говорили?
— Я не все слышал, слишком далеко стоял.
Никки отметила еще одно совпадение с прежним рассказом.
— Но что-то вы слышали?
— Что-то насчет разрыва. Она орала, что он только о себе думает и слишком занесся. А он назвал ее эгоистичной сукой или что-то в этом роде.
— Она ему угрожала?
— Солей? Ни словом.
Никки мысленно отметила, что Гранвиль вошел в роль защитника Солей, и задумалась, не выигрывает ли тот что-нибудь от смерти певицы. Вряд ли, но стоит проверить.
— А Уэйкфилд ей угрожал?
— Я не слышал. Да он тоже был не в себе. Держался за фонарь, чтоб не упасть.
— И чем все закончилось?
— Оба расплакались и обнялись.
— А дальше?
— Поцеловались.
— В смысле, прощальный поцелуй?
— Нет, страстный поцелуй.
— А после поцелуя?
— Удалились вдвоем.
Никки постучала ручкой по спирали блокнота. Разговор подходил к самому важному для нее, и вопрос надо было сформулировать так, чтобы Гранвиль не пытался угодить ей с ответом. Никаких подсказок.
— Как они удалились?
— Держась за руки.
— Пешком? — уточнила Никки. — Или взяли такси?
— Сели в лимузин. Один из тех, что ждал у клуба.
У Никки участился пульс, и она постаралась говорить как можно спокойнее.
— Чей это был лимузин, Моррис? Не знаете, приехала на нем Солей или Рид Уэйкфилд?
— Они оба приехали на такси, я видел.
Хит заставляла себя не спешить, хотя искушение было велико. «Слушай, — велела она себе, — не суди заранее, задавай простые вопросы».
— Значит, лимузин просто стоял, и они его наняли?
— Нет.
— Что, они сели в чужую машину?
— Ничего подобного. Он их пригласил, и они сели к нему.
Чтобы не выдать, как важен для нее следующий вопрос, Никки уткнулась в свои записи. Спросить было необходимо, но очень небрежно, чтобы он не закрылся.
— Кто их пригласил?
Пабло допил анилиново-голубой энергетик и поставил пустую бутылку на стол в комнате для допросов. Учитывая возраст, Тараканы не требовали, чтобы он сидел смирно, и позволили мальчику перекусить прямо здесь — чтобы Виктор, кузен Эстебана Падильи, осознал, что ему светит. Потом Таррелл отправил подростка смотреть телевизор под наблюдением офицера и вернулся в комнату для допросов. По взгляду, которым встретил его Виктор, детектив понял, что, воспользовавшись его тревогой за мальчика как рычагом, они достигли цели.
— Парень вполне доволен жизнью, — сообщил Таррелл.
— Bueno,
[146]
— кивнул Каньеро и продолжал по-испански: — Не понимаю, Виктор, почему ты не хочешь поговорить.
В комнате для допросов Виктор держался не так самоуверенно, как в родном квартале. Он повторял те же слова, но в них не было прежней твердости.
— Сам знаешь: не болтать, не стучать.
— Это благородно, парень. Придерживайся кодекса, защищай бандитов, пусть тот, кто зарезал твоего брата, гуляет на свободе. Я тебя проверил: ты с этим миром никак не связан. Или ты у них в долгу?
Виктор помотал головой.
— Только не я. Я не из таких.
— Тогда не притворяйся таким.
— Закон есть закон.
— Чушь, это просто поза.
Виктор покосился на Таррелла и снова перевел взгляд на Каньеро.
— Конечно, вам и полагается так говорить.
Детектив выдержал паузу и кивнул на сумку с деньгами, стоявшую на столе.
— Жаль, что Пабло не сможет на них жить, пока тебя не будет.
Стул скрипнул по линолеуму: Пабло чуть отодвинулся, сел прямо.
— Почему это меня не будет? Я ничего не сделал.
— Приятель, ты поденный рабочий, а сидишь на сотне тысяч без малого зеленых. И думаешь, что ты чист?
— Говорю, я ничего не сделал.
— Тогда объясни, откуда денежки. — Детектив выждал, пока желвак на щеке у Виктора немного обмякнет. — Скажу напрямик: если будешь помогать следствию, я уговорю прокурора не создавать тебе проблем. — Подождав, пока мысль дойдет до слушателя, Каньеро добавил: — Или объясни парнишке, что оставляешь его одного, но зато кодекса не нарушил.
Виктор Падилья повесил голову, и Таррелл понял, что они его достали.
Через двадцать минут Таррелл и Каньеро встали перед вошедшей в отсек Хит.
— Есть! — нестройным хором доложили они.
Она оценила их восторг.
— Поздравляю, ребята. Хорошая работа. И я кое-что накопала. Собственно, я как раз жду ордера.
— На кого? — поинтересовался Таррелл.
— Ты первый. — Никки села за стол лицом к ним. — Пока оформляют ордер, займите меня рассказом.
Таррелл подкатил два кресла, а Каньеро разложил перед собой записи.
— Все как мы ожидали: Виктор говорит, его кузен подрабатывал, торгуя сведениями о важных пассажирах. Продавал их Кэссиди Таун.
— Забавно, что все это большое дело заварилось из-за пустякового правила: не стучать, — вставил Каньеро.
— В общем, он зарабатывал карманные деньги шпионя. Платили ему, если информация оказывалась горячей. Там двадцатка, здесь полтинник; думаю, набегало не так уж мало. И все шло прекрасно до одной майской ночи, когда ему в машину ввалилось большое дерьмо.
— Рид Уэйкфилд, — подсказала Никки.
— Нам это известно, но тут Виктор клянется, что кузен ему о той ночи ничего не рассказывал: обронил только, что дело обернулось плохо и лучше ему ничего не знать.
