— Эстебан хотел защитить брата, — предположила Хит.
— Если брат не врет, — добавил Таррелл.
Каньеро перевернул страницу.
— В общем, мы так и не узнали, что именно тогда произошло.
Хит могла бы заполнить несколько пробелов, но хотела сперва выслушать историю, как она есть.
— На следующий день Эстебана выставили с работы, сославшись на какую-то неопределенную жалобу клиента. Он лишился приработка, приобрел дурную славу, и пришлось ему возить лук и салат вместо важных персон. Он собирался подать иск…
— Потому что с ним дурно обошлись, — Таррелл процитировал рекламный слоган Ронни Стронга.
— Но передумал, потому что некая колумнистка, услышав от него, что случилось той ночью — как видно, это относилось к Риду Уэйкфилду, — предпочла заплатить, лишь бы парень не поднимал шума. Вероятно, боялась утечки информации до выхода книги.
Здесь Никки не удержалась:
— Кэссиди заплатила ему целую сотню?
— Нет, штук пять, — поправил Таррелл. — А к большим деньгам мы сейчас перейдем.
— Эстебан захотел большего и решился на двойную игру. Он позвонил человеку, о котором писала Таун, и пригрозил, что опубликует все, что видел той ночью, если не получит здоровый, кусок. Кусок оказался не таким уж здоровым.
— Падилья получил сотню штук, — подхватил Таррелл, — а на следующий день ему добавили удар ножом. Кузен Виктор перетрусил, но денежки возвращать не стал: решил что пригодятся в тех местах, где его не найдут.
— Вот что мы нарыли, — заключил Каньеро. — Рассказ интересный, но имени человека, которого тряс Падилья, мы так и не знаем.
Оба уставились на ухмыляющуюся во весь рот Никки.
— Но ты-то знаешь, да? — спросил Таррелл.
Тоби Миллс, звезда команды «Янкиз», позировал в аудитории престижной школы Стейвесант
[147]
в Бэттари-Парк-Сити, держа чек на миллион долларов: пожертвование в пользу новой спортивной программы городских школ. Зал был полон учеников, преподавателей, администраторов и, само собой, представителей прессы — и все они аплодировали ему стоя. Детектив Хит воздержалась от аплодисментов. Она выглядывала из-за бокового занавеса сцены, наблюдая, как подающий с широкой улыбкой жмет руку спортивному директору. По сторонам от них выстроилась школьная бейсбольная команда, одетая ради такого случая в форму. Миллс широко улыбался, не морщась от вспышек, и терпеливо поворачивался то направо, то налево. Позировать перед фотографами было для него привычным делом.
Никки пожалела, что рядом нет Рука. Тем более что отсюда было всего несколько кварталов до его мансарды, и она надеялась, что журналист, если поспешит, еще успеет на финальную сцену. По дороге она пыталась ответить на его звонки, но телефон переключался на автоответчик. Оставлять важное сообщение в записи не позволяли правила, так что она наговорила следующее:
«Понятно: когда я работаю, ты висишь на хвосте, а когда работаешь ты, я, значит, не мешай? Ну, надеюсь, работа у тебя идет. И у меня тут кое-что происходит, позвони, когда это услышишь».
Журналист, конечно, будет в ярости, что пропустил такое, но она, так и быть, ответит на все его вопросы. Впервые за долгий и трудный день Никки улыбнулась.
В очередной раз повернувшись к камере, Тоби заметил Хит, и его сияние померкло. Увидев это, Никки задумалась, стоило ли являться на торжество. Ей вспомнилась сцена на авианосце. Но бейсболист не бросился бежать. Он спокойно пожал руку талисману команды, в костюме семнадцатого века изображающему Питера Стейвесанта, помахал всем на прощанье и прошел прямо к ней.
— Вы поймали нашего психа?
Никки, не покривив душой, ответила.
— Да. Давайте найдем место, где можно поговорить.
Она уже обеспечила себе такое место и, проводив Миллса в компьютерную лабораторию, жестом предложила ему сесть. По дороге спортсмен заметил Таррелла и двоих в форме и на его лице появилась странная усмешка. Один из полицейских остался у дверей, второй прошел через комнату и загородил собой узкое окно.
— Что происходит? — спросил Миллс.
Никки ответила вопросом на вопрос:
— А Джесса Риптона здесь нет? Я думала, он не пропустит подобного торжества.
— Верно, он собирался прийти, но позвонил и сказал, что решает срочный вопрос со спонсором и чтоб его не ждали.
— А где его искать, не сказал? — поинтересовалась Хит. Ни в офисе, ни на квартире Брандмауэра не застали.
Миллс оглянулся на классные часы.
— Без десяти девять. Пожалуй, пьет второй мартини в «Булее».
[148]
Детектив Таррелл, не дожидаясь указаний, двинулся к двери. Когда он взялся за ручку, коп, стороживший снаружи, посторонился, выпуская его.
Тоби обратил внимание на его уход.
— Вы меня прямо пугаете, детектив Хит.
Собственно, именно такого эффекта Никки и добивалась. Отсутствие Риптона настораживало, зато давало ей шанс надавить на Миллса, не наткнувшись на отпор его верного защитника.
— Пора уже, Тоби.
Он поднял бровь.
— Что «пора»?
— Пора нам поговорить о Солей Грей. — Никки выдержала паузу, пока он не заморгал, и только тогда добавила: — И про Рида Уэйкфилда. — Дождавшись, пока Миллс тяжело сглотнет, она закончила: — И о вас.
Он сделал все, что мог, он действительно старался. Но при всей умудренности спортсмена-мультимиллионера в душе Тоби Миллс остался оклахомским мальчишкой из Броккен-Эрроу. Тамошнее воспитание не научило его врать.
— А что Солей Грей и… Рид? Они-то здесь при чем? Я думал, мы говорим о психе, который преследовал меня и мою семью.
— Его зовут Моррис Гранвиль, Тоби.
— Я знаю. Но про себя всегда называл его просто «псих». Говорите, его взяли?
— Взяли.
Никки видела, как он ждет продолжения, и потому замолчала. Сейчас Тоби Миллс был не звездой бейсбола, а подозреваемым на допросе, и беседой будет управлять она.
— Расскажите, как вы познакомились с Солей и Ридом.
Тоби стрельнул глазами на дверь, где ждал полицейский, и снова обратил взгляд к Никки. А потом принялся изучать собственные ботинки, словно надеялся отыскать на них ответы, не расписанные заранее Брандмауэром.
— Солей и Рид, Тоби. Я слушаю.
— Я… что тут говорить? Я услышал о ней сегодня. И… — он все же попытался вывернуться, — я читал в газетах, что вы ее преследовали. И в этот раз тоже за ней гнались, да?
