– Андрей Павлович, вы уж, пожалуйста, проследите за тем уродом, что в больнице лежит, а второго подержите где-нибудь, пока я отмашку не дам, что его можно отпускать, иначе, вернись он сейчас в Москву, начнет еще языком трепать и сорвет мне все дело к чертовой бабушке.
– Ничего, у меня есть место, где его подержать взаперти, – пообещал он.
Журавлевы отправились ночевать в соседний дом, а я осталась в доме Лекобы и вскоре пошла спать. Эту ночь я провела в своей комнате, причем часть ее – ночи, а не комнаты – не одна, а с Виктором, но это к делу уже никакого отношения не имеет. До утра он опять не остался, среди ночи потихоньку отправился к себе домой, перед уходом спросив меня:
– Как все закончишь, сюда вернешься?
– А ты этого хочешь? – решила пококетничать я.
– Очень! – выразительно сказал Виктор.
– Тогда – вернусь, – твердо пообещала я.
Утром, собираясь в дорогу, я решила узнать, чего мне ждать в Москве, и бросила кости. Выпало: 4 + 36 +17. Это говорило о том, что, несмотря на трудности, дела пойдут так, как надо.
В московском аэропорту меня действительно ждал мужчина в строгом костюме, державший табличку с моим именем. Я подошла к нему и, во избежание каких-либо недоразумений, все-таки показала свой паспорт, против чего он не стал возражать – вышколил Журавлев своих подчиненных, ничего не скажешь!
– Вадим, – представился он, беря мою сумку. – Николай Николаевич приказал мне поступить в ваше полное распоряжение. Машину я оставил на стоянке, квартира к вашему приезду приготовлена, – доложил он и спросил: – Хотите отдохнуть с дороги?
– Нет, дело – прежде всего, – отказалась я.
Мы пошли к машине, и я показала ему листок с адресом Анны. Увидев его, он только присвистнул.
– Что? Далеко? – спросила я.
– Неблизко, и район не очень хороший, – объяснил он. – Промышленная окраина: общаги, коммуналки, «хрущевки» и так далее…
– Криминогенная обстановка и все такое прочее? – закончила я.
– Да, пошаливают там, – заметил он.
«Да уж! Забросила Анну судьба в такое место! – подумала я по дороге. – С вершин благополучия – камнем вниз, хотя, может быть, не камнем, а постепенно «планируя» от плохого к худшему, но мне ее не жаль. А если вспомнить, как она с родной матерью поступила, для нее и это – лучший вариант».
Вид местности, куда мы приехали, действительно глаз отнюдь не радовал. Район был застроен панельными и кирпичными пятиэтажками, попадались даже двухэтажные дома, а то и старые бараки. Поплутав какое-то время, мы остановились возле обшарпанного дома забытого года постройки, в шесть этажей. Насколько я помнила, в таких домах полагалось быть лифту – потому-то и ограничили высоту подобных жилищ в свое время пятью этажами, чтобы сэкономить на установке подъемного механизма.
– Может, мне с вами пойти? – спросил Вадим, явно заботясь о моей безопасности.
– Лучше машину берегите, – хмыкнула я. – Здесь ее в пять секунд угонят или раскурочат.
– Не думаю, – самонадеянно заявил он.
Определив, какой именно подъезд мне нужен, я вошла и, изучив номера квартир, причем коммунальных, отправилась по заплеванной и загаженной лестнице наверх – лифтом здесь, как оказалось, и не пахло, в отличие от прочих, весьма зловонных запахов: кошачьей и человеческой мочи, грязи во всех ее возможных проявлениях, прокисшей квашеной капусты. Главенствовали же и ароматы застарелого перегара.
Нужная мне квартира оказалась на последнем этаже, и я, добравшись туда, принялась изучать подписи под кнопками звонков. Но нужного мне имени, а именно – Анны Григорьевны Коробовой, – не нашла. Зато наличествовала некая Жанна Коро, и я, ничтоже сумняшеся, решила, что Анька указала на табличке свой сценический псевдоним. Но сколько ни давила я на кнопку, ответа так и не получила. Пришлось надавить на соседнюю кнопку, и через несколько минут дверь мне открыла толстенная бабища, буквально источавшая дивный аромат борща, жареной картошки и свежего перегара.
– Ну и какого черта? – «ласково» начала она. – Ты же Аньке звонила, вот и трезвонь дальше, а я не нанималась за нее дверь открывать, не привратница!
Она собралась было захлопнуть дверь, и мне пришлось пуститься в дипломатические переговоры.
– Не сердитесь, пожалуйста, – обезоруживающе улыбнулась ей я. – Я здесь в командировке, мне начальник приказал с Анной Григорьевной встретиться, точнее, его жена приказала. А это такая особа!.. – Я выразительно покрутила головой.
– Еще хуже, чем сам начальник? – понимающе кивнула баба.
– Вот-вот! – подтвердила я. – Вы мне хоть скажите, Анна Григорьевна дома? Вдруг ее нет, и я зря здесь время потеряю, а у меня дел по горло.
– Здесь она, – хмыкнула баба. – Отсыпается после вчерашнего.
– Пьет? – шепотом спросила я.
– Нет, за ворот льет! – произнесла баба избитое выражение. – Да здесь все пьют.
– Но поговорить-то с ней можно? – просительно сказала я.
Почувствовав себя главной, к которой обращаются за помощью, баба подобрела и кивком дала мне понять, чтобы я шла за ней. Мы прошли по коридору, остановились возле облезлой двери, и баба загрохотала в нее кулачищем:
– Анька! К тебе пришли!
– Какая сволочь приперлась?! – Послышался скрип старой мебели и тяжелые шаги.
Снедаемая любопытством баба и не думала уходить, а я и не собиралась ее прогонять: нет более ценного источника информации, чем соседи, и глупо портить с ними отношения. Наконец, дверь открылась, и в проеме показалась невысокая толстая женщина в надетом поверх несвежей – это еще мягко сказано! – ночной рубашки засаленном и рваном халате, который уже наверняка забыл как о том, что был он в давние времена красивым и дорогим, так и о самой обыкновенной стирке. Я сразу увидела, что Анька когда-то была очень красивой женщиной, но сейчас ее обрюзгшее лицо, мешки под глазами и многочисленные глубокие морщины могли вызвать только презрительную жалость. А в ее комнате царил такой разгром, словно вчера здесь кутила банда махновцев. Очень приличные и дорогие вещи давно потеряли свой первоначальный лоск и были свалены кое-как кучей, толстый ковер пыли покрывал все, что только возможно, имелась протоптанная дорожка в пыли на полу, а уж запах – такой, что хоть нос затыкай: смесь дешевого табака, грязного белья и перегара.
– Ты кто? – уставилась она на меня.
– Здравствуйте, Анна Григорьевна! – с максимальной приветливостью сказала я и начала импровизировать: – Я работаю на Николая Николаевича Журавлева, сейчас в Москве, в командировке…
– Знать его не хочу! – отрезала Анька и собралась было закрыть дверь, но я выставила вперед ногу и просительно сказала:
– Но вы хоть дослушайте меня до конца!
Дверь приоткрылась, и я продолжила:
– Вообще-то, я к вам в основном от Натальи Васильевны… Дело в том, что во время ремонта в их доме был испорчен комплект их свадебных фотографий, а, как она сказала, у ваших бабушки с дедушкой он тоже был. Так не продадите ли вы свой, если он у вас, конечно, сохранился?
