– Ты, значит, у баков в тот день был? – продолжала я пытать свидетеля.
– Ага. Там кто-то такие классные кроссовки выбросил! Глядите!
Хнырь опустил голову и посмотрел на свои ноги.
– Про кроссовки – это ты своим друзьям потом расскажешь, – перебила я его, – скажи лучше: человек этот, тот, что в шляпе, подходил к мусорным бакам?
– Ему-то зачем? – удивился бомж.
– Ну, может, он что-то выбросил? Вспомни, это важно.
Хнырь почесал в затылке, взъерошил свои грязные и без того лохматые волосы.
– Не-а, не было у него ничего, – сделал он наконец заключение.
– Это верняк? – немного разочарованно уточнила я. – Может, у него предмет какой был с собой? Ну, Хнырь, вспоминай!
– Чего пристали? Что у него могло быть-то?!
– Да что угодно! – не выдержал Никита. – Шпаги, к примеру, не было? Или чего-нибудь длинного и острого.
– Шпаги? – Хнырь удивленно вылупил на нас глаза и еще усерднее почесал в затылке. Он думал долго, добросовестно шевеля извилинами и морща свой грязный лоб, одной рукой при этом он теребил себя за черное ухо.
– Нет, – сделал он наконец очередное заключение. – Точняк: ничего у того мужика с собой не было, ни шпаги, ничего… С пустыми руками он шел. Ага. Вот отсюда, значит, вышел и сразу пошел вон туда за угол, а к бакам не подходил. А я вон там находился и потому видел его и здесь, возле подъезда, и вон там, на дороге. Он к машине подошел, да я уж вам говорил… А машина – такая большая, черная, блестящая… Здоровенная, одним словом. Он сел, значит, и машина поехала вон в ту сторону… Ага.
– А куда именно сел? На переднее сиденье или заднее? – спросила я.
– На переднее, – немного подумав, выдал Хнырь.
– На пассажирское или водительское?
– Так, дайте подумать… Ага… На водительское сиденье, да. Он сел на место водителя.
– Бред! – невольно вырвалось у Никиты.
– Это все, что ты можешь сказать? – рявкнул на Хныря участковый, сделав страшное лицо.
– Гражданин начальник! Вы же знаете: я – как на духу! Я с законом… того!.. Я же и зарабатываю честно, не ворую… Я вон в тех ларьках дворником… мусор какой убрать или подместь… А они мне овощи иногда подкидывают…
Я достала кошелек и протянула Хнырю «пятихатку».
– Если вдруг вспомнишь еще чего-нибудь, не поленись, зайди к участковому и расскажи, – получишь еще столько же. Лично от меня.
Бомж взял деньги с самым счастливым видом.
– А как же! Обязательно… ежели вспомню, конечно…
– Татьяна, что ты на это скажешь? Человек в шляпе вышел из подъезда, но в руках у него ничего не было! Если он ткнул старушке в глаз чем-то длинным и острым, то куда он дел орудие убийства? – спросил Никита, как только довольный Хнырь скрылся за углом дома.
– Пока не знаю. Но обязательно выясню это.
– Да, мы вот тоже пытались… Баки эти перерыли… – Младший лейтенант аж передернул плечами от омерзения, вспоминая, очевидно, как он копался в этих самых мусорных баках.
– И, конечно, ничего там не нашли?
– Ничего… Черт, куда, в самом деле, он мог его деть?! Обязательно же должен был выбросить…
Я подумала совсем немного.
– А может, он его и не выбрасывал? – предположила я.
– Как это? – удивился Никита. – Мы все в подъезде обшарили и в квартире… И баки эти чертовы. Орудие убийства просто как сквозь землю провалилось, честное слово! Или этот Хнырь врет… А если убийца унес его с собой, а? И выбросил по дороге далеко отсюда, где-нибудь в безлюдном месте? Может такое быть?
– Вполне. Но, как я уже сказала, он мог его вообще не выбрасывать.
– Как же так? – удивился Никита. – Преступники, насколько я знаю, всегда стараются побыстрее избавиться от орудия убийства, поскольку это – улика, да еще какая! Считай, стопроцентное доказательство…
– Ну, уж не стопроцентное! Орудие убийства, если ты, Никита, не в курсе, иногда подбрасывают и другим людям. – Я посмотрела на молодого человека задумчиво. – Слушай, а вот ты, если бы был преступником, куда бы спрятал орудие убийства? Я имею в виду, после совершения преступления.
Молодой человек ковырял носком ботинка корень дерева, вышедший в этом месте на поверхность земли.
– Я бы его сунул себе в брюки, под ремень, а потом…
– Испачканное в крови и мозговом веществе?
Никита посмотрел на меня и брезгливо передернул плечами.
– Черт! Нет, пожалуй, я бы все-таки сразу его выбросил. Если вот такое – в крови и мозговом веществе, то сразу бы…
– Ну, вот что, ребята, – сказал участковый, – вы тут давайте дискутируйте без меня, а я того… я пошел. Дела у меня. Срочные.
Мы попрощались, и лейтенант поспешно скрылся за углом дома. Я посмотрела на Никиту.
– Так, говоришь, сразу выбросил бы? Сразу… А ведь орудие именно таким и должно было быть – кровь и мозг…
Внезапная догадка озарила меня:
– А ну, идем…
Я шагнула к двери подъезда. Никита оставил корень не откопанным и рванул за мной. Возле ягудинской квартиры мы остановились.
– Значит, вы все здесь хорошо осмотрели…
Я принялась тоже осматривать железную навороченную дверь пострадавшей.
– А старушка-то сильно чего-то боялась, – сказала я.
– Почему ты так думаешь? – удивился Никита, принявшись тоже рассматривать блестевшую золотом ручку двери и глазок.
Я посмотрела на парня снисходительно.
– Посмотри, какая у нее бронированная дверь. Можно подумать, она собиралась выдерживать здесь атаку противника. Или за добро свое переживала.
Я потрогала деревянную покрытую дорогим лаком обшивку двери сбоку, потом поднялась на цыпочки и потрогала верхнюю доску. За ней был узкий просвет, совсем узенький, но все-таки доска не плотно подходила к стене. Внезапно меня озарила догадка. Я подошла к соседней двери и попробовала просунуть пальцы за верхнюю доску. Не лезут. Ну, и фиг с ними. Зато в третьей двери – а это была дверь известной нам Веры Потаповны – за доской я нащупала какой-то холодный металлический предмет.
– Есть! – сказала я. – Это здесь!
– Что? – не понял Никита.
Он тоже подошел к двери и, встав на цыпочки, попытался просунуть руку за верхнюю доску.
– Да, там что-то есть… Но так, руками, не достать, придется отрывать доску…
– «Отрывать»! – передразнила я его, вытирая пальцы носовым платком. – Придется вызывать ваших и приглашать понятых. Похоже, это и есть то самое орудие, и оно всегда было здесь, убийца действительно избавился от него сразу, ты был прав. Ткнул старушку в глаз, а потом, прежде чем дать деру, засунул железяку сюда. И из подъезда вышел уже без нее, как Хнырь и сказал нам…
