* * *
Не успела еще вытяжка до конца нейтрализовать следы моей пагубной привычки, как домофон оповестил о приходе Анастасии Валентиновны. Я глянула на маленький экран и визуально, насколько он позволял, заценила ее внешний вид. Нет, надо говорить «оценила». Вдруг меня будут читать люди культурные, не понимающие современный молодежный сленг.
На вид ей было лет около шестидесяти пяти, прикид… ой, одежда довольно старомодная. Какое-то мешковатое пальтишко и вязаный беретик. Черно-белое изображение монитора не позволяло разглядеть цвет одежды и обувь, слишком близко клиентка стояла к камере видеонаблюдения, и я поспешила впустить ее в подъезд.
Через пару минут Костромская уже предстала пред мои голубые очи и, кряхтя, стала расстегивать свои довольно поношенные грязные полусапожки из кожзаменителя. Пальто оказалось серым, а берет зеленым, явно связанным ее собственными руками. И я как-то стала сомневаться в ее платежеспособности. По тарасовским меркам мои гонорары вполне приличные: двести долларов в день. Не чета, конечно, столичным, но я ведь не крохобор. Иногда бывало, что лишь из справедливости вообще не брала денег со страждущих, смотря насколько ценной была сама по себе борьба за справедливость.
Наконец Анастасия Валентиновна разогнулась, и я услышала от нее очередное приветствие. До сих пор она молчала. Я – тоже.
– Да, здравствуйте, – кивнула я, – проходите сюда, пожалуйста, – и указала пригласительным жестом на кухню, пропуская ее вперед.
Костромская была в меру упитанной женщиной с седыми волосами, выбивающимися жидкими прядками из-под зеленого берета. Мясистый нос ее был красноват, а чуть раскосые темные глаза – припухшими. Видимо, плакала. На ней так же мешковато, как и пальто, сидела серая же фланелевая юбка, которую дополнял темно-бордовый джемперок, определенно связанный тоже ею. Она неуверенно опустилась на краешек стула и тяжело вздохнула.
– Простите, Анастасия Валентиновна, сразу спрошу вас, – опередила я ее излияния, – кто вам посоветовал ко мне обратиться? Если не секрет, конечно.
– Нет, не секрет, – довольно бойко отозвалась она. – Это Луговичная Мальвина Васильевна. Мы соседи по двору.
Я прекрасно знаю и помню Луговичную, вполне достойная женщина. Мне пришлось выручать, вернее, даже спасать ее сына, а заодно и моего бывшего одноклассника от большой неприятности, которая грозила парню очень долгим сроком заключения. Там была довольно мощная подстава в мокрухе… Простите, его подозревали в убийстве, которое он не совершал, но все улики были против него. Кстати, надо бы и эту историю определить в мои будущие мемуары.
– А ваша соседка по двору вас проинформировала насчет оплаты моего труда? – не постеснялась спросить я, чтобы зря не тратить свое время.
– Да-да, вы не беспокойтесь, Татьяна Александровна. Деньги у меня теперь есть. Правда, совершенно не понимаю, откуда они пришли.
– Что ж, тогда давайте начнем. Все по порядку, без нервов, желательно четко и ясно. Я вас внимательно слушаю.
Костромская чуть подалась вперед, стул под ней скрипнул и наклонился вместе с ней. Я ловко подхватила клиентку под локоток и усадила на место, посоветовав устроиться поудобнее и откинуться на спинку стула. Не хватало мне тут еще несчастного случая. Вообще, на край присаживаются люди неуверенные в себе. Это знаю из тех же курсов психологии. Почему же не уверена в себе Костромская? Скорее всего, ожидает отказа с моей стороны. Значит, я ей очень нужна, рассудила я, пока она охала и извинялась.
– Ну и? – поторопила я ее, сев через стол напротив.
– Ах да, – спохватилась Анастасия Валентиновна, будто забыв, зачем сюда пришла. – Я насчет моего сына Аркашеньки. Он у меня… – и, не договорив, она стала сотрясаться в беззвучных рыданиях.
Я немедленно налила ей прямо из крана воды и протянула стакан:
– Может, валидол еще?
У меня на такие случаи всегда под рукой эти пахучие таблетки. Нередко приходится ими угощать моих посетителей. Но, сделав отрицательный жест, Костромская отпила пару глотков, поправила свой берет и, снова глубоко вздохнув, приступила к рассказу:
– Дело в том, Татьяна Александровна, что мой Аркашенька два месяца назад попал под машину. Насмерть. На месте умер, прямо у нас во дворе, – при этих словах она расстегнула свою черную сумку, которую до сих пор не выпускала из рук, и выудила оттуда носовой платочек. Смачно высморкалась, скомкала его и поднесла к глазам, которые снова слезились. – Свидетелей они не нашли. Темно было.
Народу, наверное, уже никого. Девять часов. Вечер. А, может, и не искали совсем.
«Ну-у-у, ДТП», – разочарованно подумала я, чаще всего, если полиция не разобралась, дело почти безнадежное. Но все-таки продолжала слушать клиентку.
– В полиции мне сказали, что разбираться тут нечего, потому что это несчастный случай и более ничего, – подтвердила она мои умозаключения. – Вы же знаете, как там у них, особо работать не хотят, если есть возможность все списать на несчастный случай. Но я не верю им! – горячо возразила Анастасия Валентиновна, погрозив кому-то пальцем. – Ведь вы знаете, как там?!
Я знала. Да, работать особо не хотят. Зато я чаще всего при работе. Спасибо им за праздность их бытия!
– И что же вас насторожило? – не очень надеясь на успех нашего с ней совместного дела, спросила я.
– А дело в том, что Аркашеньку не просто сбила машина. Она его сбила, а потом еще и переехала! – почти выкрикнула Костромская.
– Вот как? – немного удивилась я, почуяв носом ищейки, что дело может и впрямь оказаться куда интереснее, чем предполагалось. – А откуда вам стало известно об этом? От вас в полиции этот факт даже и не пытались скрыть? – спросила я, прекрасно зная, что вот к таким простушкам, какой казалась на первый взгляд моя клиентка, отношение в нашей полиции весьма особенное: поскорее отправить восвояси, ничего толком не объясняя. Дел и так невпроворот, и они гораздо важнее, чем подобные.
– Поначалу да, вообще со мной не церемонились. Но когда я получила на руки свидетельство о причине смерти моего сыночка, то ужаснулась. Там все было изложено! – опять перешла почти на крик Костромская. – И то, что на правом бедре обширная гематома от сильного ушиба, и то, что раздроблена грудная клетка с последующими повреждениями жизненно важных органов, то есть сердца и легких… – Тут она запнулась, громко всхлипнула и снова поднесла платочек к лицу. – И головной мозг…
– А кем вы работаете, Анастасия Валентиновна? – перебила я ее вновь зарождающиеся рыдания, поскольку меня некоторым образом удивили ее познания в медицине.
– Сейчас я на пенсии, уже два года. По возрасту сразу ушла, – всхлипнула она. – А раньше работала медсестрой в нашей первой градской больнице, что на улице Репина.
– Понятно, дальше, – попросила я, прикинув, что ей всего пятьдесят семь.
– И с этим заключением я пошла в свою больницу, к знакомому патологоанатому, и Сергей Владимирович мне сказал, что по этому заключению определенно понятно, что Аркашеньку машина не только сбила, но еще и переехала потом. Будто специально. Да вот оно у меня, взгляните сами, – полезла она в свою сумку, извлекая соответствующий документ.
