Поднявшись на ноги, Виктор, казалось, излечился не только физически, но и душевно. Оказывается, можно жить и без света. Теперь Виктору предстояло многому учиться заново. Он открыл для себя, что верить и любить – гораздо труднее, чем критиковать и ненавидеть. Каким-то образом любовь, призванная облагораживать и возвышать человека, разрушила его внутренний мир. Возможно ли такое?
Виктор стал злым и язвительным. Собственная обида как будто давала ему право причинять боль другим. Он словно мстил за все, что лично для него не сбылось, за поруганные мечты о счастье. Он вырвал страницы из своего неудавшегося романа, сжег их и поставил крест на отношениях с женщинами. Отныне тема любви для него – табу.
Виктор с головой ушел в учебу. Чтобы заполнить каждую минуту своего времени и совершенно вытеснить мысли о прошлом, он брался за любую работу. После лекций отправлялся на продуктовый склад – таскать ящики, грузить их в машины, разгружать. Но даже этот тяжелый труд не позволял ему забыться полностью…
Вдруг из непроглядного мрака пробивался слабый лучик света, принимая образы Руси: вот она расчесывает свои волосы… вот она смеется… вот она вертится перед зеркалом в театральном фойе…
Виктор спохватывался и гнал эти образы прочь. Он начал бояться их, как допившийся до чертиков алкоголик боится своих галлюцинаций. И чем больше он боялся, тем назойливее они преследовали его.
Наконец он придумал способ избавиться от тоски по Русе: убить себя.
Это подсказало ему, что период «спячки» закончился, он начинает пробуждаться, выздоравливать. Иллюзии рассеивались. Виктор почувствовал себя способным задуматься о причинах их разрыва. Что-то случилось с Русей, что-то значительное произошло в ее судьбе. А он, ослепленный любовью, проглядел эти перемены. Он видел только то, что хотел видеть.
Теперь Виктор смог со стороны посмотреть на события, предшествовавшие отчислению Руси из университета. Почему она потеряла интерес к занятиям? Перестала посещать пары? Бросила писать? Вместо того чтобы сдавать зачеты и курсовые, днями напролет бродила по магазинам, гуляла, каталась на коньках. В ее поведении и разговорах появились скука и разочарование.
Она обронила как-то, что журналистика – не ее призвание, что статьями в периодике много не заработаешь. Руся словно лишилась точки опоры. А Виктор не сумел подставить ей плечо. Она жаждала независимости… и хотела получить то, чего не бывает. Грезила приключениями, звала Виктора в пустыню, в джунгли, в кругосветное плавание. Обыденное и пресное перестали привлекать ее. Он отшучивался, ссылаясь на отсутствие средств: «Не банк же мне грабить? Где я возьму столько денег?»
Руся не понимала его иронии.
«Ограбление банка – это круто! – воскликнула она. – Почему бы тебе не попробовать, Вик?»
«Хочешь, чтобы меня посадили? Будешь носить мне передачи в тюрьму?»
«Ты же умный, Вик. Умного не посадят!»
Русю вдруг начал раздражать театр, прогулки в парке, которые она раньше обожала… и даже их с Виктором беседы. Она отталкивала его, когда он тянулся к ней губами или пытался обнять. Вероятно, он стал ей противен. Но почему, почему?
Жизнь Виктора текла как бы в нескольких измерениях. На первом плане – учеба, студенческие проекты, работа грузчиком на складе. На втором – призрак Руси и все, что было с ней связано. На третьем – его стремление вырваться из замкнутого круга, борьба с самим собой, бесконечные монологи и диалоги с воображаемыми оппонентами, с его скрытым «Я». Имелись и четвертый, и пятый уровни, куда Виктор погружался урывками, словно ныряльщик за жемчугом…
В этом угаре Виктор защитил диплом, нашел работу в приличном издании и, по мнению окружающих, «взялся за ум». Однако его рассудок продолжал «работать над ошибками». Он не надеялся вернуть Русю. Он даже не знал, где она и что с ней. Он хотел понять, что он сделал не так… где промахнулся. Чтобы не допустить подобного впредь.
И он вспомнил, как они с Русей однажды отправились в цирк. Представление было не ахти, и Виктор старался подавить зевоту. Руся тоже скучала. Она оживилась, когда на арену вышел факир в чалме и безукоризненном черном фраке. Она глаз не отрывала от него, открыв рот и онемев от восторга.
Факир показывал какие-то пошлые трюки, наподобие распиливания своей ассистентки, пускания водяных струй и разноцветного дыма. Потом он доставал из-за пазухи живых голубей и гирлянды воздушных шаров. А напоследок вызвал к себе молодую храбрую зрительницу и пообещал за участие в опасном номере выполнить любое ее желание.
Каково же было изумление Виктора, когда на его призыв откликнулись сразу несколько девушек и среди них – Руся.
«Ты куда?» – растерялся он, неловко дергая ее за подол джинсовой юбки.
«Пусти!» – разозлилась она.
Между тем факир встретился с ней взглядом и указал на нее своей «волшебной палочкой», приглашая на арену.
Дальнейшее проходило для Виктора словно в дурмане. Он плохо помнил, что и как вытворял с Русей отвратительный фокусник. Заставил ее улечься в какой-то разрисованный иероглифами ящик, закрыл крышку и поджег. Ящик охватило пламя. Виктор в ужасе вскочил, начал кричать и размахивать руками. На него шикали, над ним смеялись. А когда ящик сгорел, Руся каким-то чудом появилась в другом ящике, как две капли воды похожем на первый, вышла оттуда и раскланивалась под бурные аплодисменты публики.
У Виктора разболелась голова, он еле дождался окончания представления.
По дороге домой Руся была тихая и молчаливая, только ее глаза лихорадочно горели.
«Как ты могла позволить этому клоуну сделать из себя подопытного кролика?!» – возмущался Виктор.
«А мне было весело! – огрызалась она. – Между прочим, «этот клоун» обещал сделать меня богатой. Он все знает: как найти клад, уберечь квартиру от воров, приворожить мужчину и не иметь отбоя от женщин!»
Эти первые признаки разногласия Виктор проморгал. Он счел увлечение девушки данью моде на всякие оккультные штучки.
«По-моему, это чистой воды развод, – посмеивался он. – Неужели есть чудаки, которые верят в подобную чепуху?»
Руся сердилась, доказывая, что нельзя мыслить прямолинейно и что в жизни должно быть место чуду. Взмахнешь палочкой, и все блага посыплются на тебя как из рога изобилия.
Он принимал ее за безрассудную мечтательницу. Оказывается, ошибался он, а не Руся…
* * *
Тамань
– Алексей Порфирьевич, – представился эксперт, приглашая Лаврова в сад. – Буду рад ответить на ваши вопросы. Хотите продать что-нибудь из антиквариата? Или, наоборот, приобрести?
– Мне нужен ваш совет, господин Кирчук.
Алексей Порфирьевич предложил гостю расположиться в беседке на свежем воздухе. Белые столбы, крыша из розовой черепицы, длинные скамейки, застеленные полосатыми матрацами, куча подушек.
– Восточные люди умели жить со вкусом, – сказал эксперт, усаживаясь. – Подкладывайте под спину подушку, сударь. Ну вот, – одобрительно кивнул он. – Теперь я вас слушаю.
