– Расскажите, как вы нашли тело?
– Обыкновенно. Мы собрались обедать… а Трифон опаздывал. Это так не похоже на него! Клавдия опасалась, что блюда остынут. Муж распекал ее за малейшую оплошность. Он был очень требовательным. В общем… я решила пойти за ним. Прошла через сад к калитке… открыла, сделала пару шагов и… Ужас! Я не поверила своим глазам… бросилась к нему, приложила ухо к груди… сердце не билось…
– Тело лежало рядом с калиткой?
– Довольно близко… Видимо, он уже возвращался, когда… когда…
– Когда его настигла смерть?
– Угу…
– Он не брал с собой мобильника?
– На прогулку? Что вы! Он крайне редко пользовался сотовой связью. С кем ему говорить-то было?
– Куда он обычно звонил?
– В банк… иногда нотариусу или адвокату. Мне кажется, он что-то продавал… но я не спрашивала. Он старался говорить по телефону у себя в кабинете. Теперь я понимаю, что он просто тратил деньги от продажи недвижимости и получал проценты с банковских вкладов.
«Можно проверить распечатку звонков Ветлугина, – подумал Лавров. – Хотя вряд ли они что-то дадут. Следствие топчется на месте. Выходит, ничего полезного в распечатке не нашли».
– В последнее время вы не заметили перемен в поведении мужа?
Марианна сделала вид, что вспоминает:
– Нет…
– Кухарка находилась в доме, когда Ветлугин отправился на прогулку?
– Она куда-то уходила, потом вернулась. Перед самым обедом. Говорит, что спускалась наводить порядок в подвале… там, где у нас хранятся овощи и прочие припасы. Ее уже спрашивали об этом.
– Но подтвердить ее слова некому?
– Я за ней не следила…
– А садовник?
– Борис? У него в тот день был выходной.
– Что он делал?
– Говорит, что спал. Он живет один, выходит, у него тоже нет алиби.
– И у вас его нет, Марианна, – развел руками Лавров. – Не отлучись кухарка с кухни, вы бы свидетельствовали в пользу друг друга. А так…
Он выяснил, что садовник Ветлугиных снимает комнату у подслеповатого и глухого старика на другой улице. Тот ничего не видел и не помнит, был квартирант в означенное время дома или отсутствовал. Значит, исключить Бориса из списка подозреваемых нельзя.
– В принципе Клавдия могла выскользнуть из дома, прикончить хозяина и вернуться подавать обед?
– В принципе могла, – кивнула вдова. – А вообще вряд ли. Пока блюда поспевали на плите, она решила прибраться в кладовой. Она часто так делала. Ветлугин не терпел расхлябанности и беспорядка.
– Он общался с соседями?
– Ни с кем. Муж не заводил новых знакомств. А о старых я ничего не знаю.
– Что вы можете сказать о кухарке?
– Клавдия хорошая женщина. Добрая, трудолюбивая, вкусно готовит. Главное, умеет держать язык за зубами. Ветлугин строго-настрого запрещал болтать о том, что у нас происходит. Он был строгим хозяином, но исправно платил. Таких денег она в поселке не заработает.
– Теперь вы ее уволите?
– Я пока не собираюсь съезжать…
– А садовник? По-моему, он довольно угрюмый тип. Или я ошибаюсь?
Вдова отвела глаза и пожала плечами.
– Муж благоволил к нему, иногда они вели себя как… давние приятели. Может, это не подходящее сравнение, но другого на ум не идет. Знаете, как я его мысленно называла? Цербер. Адский пес, который сторожил меня, когда Трифон уезжал по делам. Он крайне редко оставлял меня в доме одну и поручал садовнику следить за каждым моим шагом. Я его ненавидела!
– Что же он до сих пор здесь делает? – удивился Лавров.
– Работает…
– И вы его терпите? С какой стати?
– Он – часть этого всего, – Марианна повела в воздухе руками. – Нельзя понять целое, если удалить хотя бы одну составляющую.
– У вас математическое образование?
– Чуть-чуть промахнулись. Я бухгалтер. Бывший. Муж сразу поставил условие, чтобы я бросила работу. Я его послушалась. Он требовал полного и безоговорочного послушания. Он был деспотом. Я находила в этом что-то эротическое. Представляла его султаном, а себя – наложницей. Одна невольница рвется на свободу и чахнет, другая старается полюбить свою клетку. – По ее губам скользнула саркастическая усмешка. – Вы меня презираете?
– В моем деле эмоции излишни.
«Она не глупа, – признал Лавров. – Мозги у нее варят!»
– Какая у вас девичья фамилия? – спросил он.
– Кравцова…
О Морозове не обмолвились ни он, ни она. Марианна согрелась и сбросила шаль. У нее была длинная худая шея и выступающие ключицы. Костлявые плечи обтягивал светлый лен платья. Вероятно, такую вопиющую худобу и называют «модельной внешностью». Лавров предпочитал более округлые формы.
– Кто ваш отец? – он все-таки решил прощупать почву. Знает она или не знает? Скажет или не скажет?
– Не знаю… и знать не хочу, – отрезала женщина. – Я ни разу его не видела. Я была еще в утробе, когда они с мамой расстались.
– И вы не пытались отыскать его?
– Зачем? Чтобы осыпать упреками? Обвинять в черствости? У него своя жизнь, у нас с мамой – своя.
– Кто мог желать смерти вашему мужу?
– Понятия не имею…
* * *
Они беседовали больше часа, но Лавров ни на шаг не приблизился к разгадке печального финала семейной жизни Ветлугиных. Не исключено, что мотив надо искать не здесь, а в Липецке.
– Вы «настучите» на меня в полицию? – осведомилась вдова.
– Не уверен…
– Я ни в чем не виновата, клянусь вам! Косу я действительно нашла в лесу… чисто интуитивно. Логика требовала от преступника избавиться от опасной улики, что он и сделал. Поскольку криминалисты ничего не обнаружили рядом с местом, где… лежало тело… я постепенно расширяла границы поиска…
Она привыкла мыслить по-бухгалтерски точно и связно выражаться. Лавров еще раз убедился, что вдова погибшего отличается недюжинным самообладанием и острым умом. Ему совсем не хотелось подставлять ее. А вдруг она правда ни при чем?
Интересно, что заставляло ее терпеть унижения и подчиняться домашнему тирану? Неужто вожделенный статус жены? Или пресловутое материальное благополучие? Да, в замужестве у нее отпала необходимость заботиться о хлебе насущном. Но разве праздная сытость стоит свободы и собственного достоинства?
– Как нам теперь быть с этой штукой? – он кивнул в сторону косы, завернутой в куртку.
«Давайте спрячем ее и никому не скажем!» – прочитал он в синих глазах Марианны.
Лавров колебался. Он решил отнести косу своему знакомому эксперту, чтобы тот установил, есть на ней отпечатки еще кого-нибудь, кроме вдовы. Давние следы пальцев должны быть менее отчетливыми, чем сегодняшние. Хотя если злоумышленник был в перчатках, то… дело тухлое.