«Да он сумасшедший, – подумал Тихон, пряча золото в карман штанов. – Его слова нельзя принимать всерьез! В конце концов, какое мне дело до судьбы портрета? Это уж не моя забота…»
– Правильно, – кивнул господин и повторил: – Молодец, Тихон. Деньгами-то не обидел я тебя?
– Не обидели…
– Ну, бывай! Не поминай лихом…
Портрет щедрого и самоуверенного незнакомца Лопатин дописал по памяти, ибо заказчик позировать больше не являлся, вероятно, сочтя это излишним.
Полотно вышло на редкость удачное, – облик молодого господина удалось передать с живостью и сходством. Удлиненное бледное лицо, сжатые губы, упрямый подбородок, ускользающий взгляд янтарных глаз, вьющиеся темные волосы до плеч, сложенные на груди руки с изящными тонкими пальцами. Все детали – воротник, кружевное жабо, пуговицы кафтана, кольцо на руке – художник выписал с обещанной тщательностью. Он остался доволен плодом своего труда. Одного только Тихон сделать не решался, – повесить портрет на стену, как велел заказчик. Да и рамки достойной не оказалось.
Пришлось обратиться к резчикам по дереву. Те согласились сработать багет не хуже иноземного, покрыли позолотой – не отличишь от бронзы. В богатой раме портрет заиграл всеми красками, а зрачки изображенного на нем господина удовлетворенно заблестели. В какой-то момент Тихону показалось, что тот подмигивает ему желтым глазом, – словно их теперь связывала некая общая тайна…
Живописец перекрестился и по-крестьянски сплюнул на все четыре стороны. Так-то оно вернее будет. Он слышал, что порой бесы имеют привычку перескакивать от одного человека к другому, – безумие заразно. Так это или нет, Тихон не знал, но на всякий случай перестал заходить в комнату, где украдкой повесил портрет.
«В галерее ему все же не место, – подумал он. – А тут в самый раз будет».
Ни управляющий, ни отделочники, ни другие художники, расписывающие стены и потолки дворца, словно и не заметили появления безымянной картины. Никто Тихона ни о чем не спрашивал, – даже хозяин, который приезжал осматривать поместье и поторапливал работников. Ему не терпелось перебраться в новые хоромы вместе с ненаглядной Прасковьей, поскорее увезти ее из Кускова, где каждое воспоминание причиняло боль и тоску.
– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, – заискивающе семенил следом за барином управляющий. – Все стараются, поспешают…
Придирчивый Шереметев обошел все уголки дворца, отдавал указания, приказывал исправить недочеты, выбирал мебель, зеркала, гобелены и светильники для внутреннего убранства сих поистине царских чертогов… однако не обратил ни малейшего внимания на портрет кисти скромного Тихона Лопатина, который звезд с неба не хватал и служил подмастерьем у более известных живописцев.
После отъезда грозного и требовательного Николая Петровича художник успокоился. Он понял, что опасность миновала. Незнакомец как в воду глядел, – его портрет попал в коллекцию графа и не вызвал ни подозрений, ни протеста.
Зато у самого Лопатина начались неприятности. Он перестал спать, его одолевали ужасные видения. Особенно мучила его сцена смерти Параши… Раз за разом разворачивалась перед ним одна и та же картина: бледное лицо актрисы в гробу, плачущие подруги ее… почерневший от горя граф…
Говорят, что влюбленные становятся провидцами. Ежели так, то Тихону открылась и его собственная смерть. Не надолго переживет он возлюбленную, – повесится в останкинском саду от тяжкой безысходности, от бессмысленности существования без женщины, которую боготворил…
Золотые монеты, полученные от господина в голубом камзоле, Тихон ночью закопал на берегу пруда, – что-то подсказывало ему: от них лучше избавиться. Не принесут они счастья, как не принесло счастья Параше богатство и графская любовь…
Когда брел он обратно в свою каморку, дорогу преградила горбатая нищенка с клюкой.
– Чего тебе? – отпрянул Тихон. – Нищим утром подают… приходи завтра.
Засмеялась старуха молодым голосом, показала белые в лунном свете зубы. Оробел художник, онемел от страха, ноги к земле приросли.
– Ты меня не гони, – проворковала нищенка. – Я к тебе не со злом. Предупредить пришла. Уничтожь портрет, порежь на мелкие кусочки… не то беда случится… большая беда…
Сказала и пропала из виду. Только пыль закружилась столбом на том месте, где она стояла.
– Чур меня! – пробормотал Тихон непослушными губами. – Чур, чур!..
Кое-как дотащился он до постели, рухнул и забылся тревожным сном. А на утро вспомнил старухин совет. Да только рука у него на портрет не поднялась. Посмотрел в лицо господину в голубом камзоле, смешался. Не ровен час, завтра явится молодой барин, спросит, где полотно. Что тогда говорить? Как оправдываться?
«Может, и не было никакой нищенки, – нашептывал ему на ухо чей-то голос. – Показалось тебе, братец. Привиделось!»
– И то правда, – согласился художник. – Мне в последнее время всякие страсти в голову лезут. Небось бесы меня морочат, куражатся. Бесов слушать нельзя…
Глава 20
Москва. Наше время.
Лавров, как всегда, спешил. Сегодня ему нужно много успеть. А Колбин не дремлет, – засыпает поручениями: это сделай, туда съезди. Ни он, ни Петр Ильич не подавали виду, что соперничают и ревнуют Глорию друг к другу. Лавров считал смешным ревновать к Колбину. Петр Ильич желал быть выше подобных эмоций. Он решил попортить кровь начальнику охраны, загрузив его работой так, чтобы тот не мог отлучиться в Черный Лог. Колбин не догадывался, что между Глорией и Романом существуют деловые отношения. Тем более связанные с частным сыском.
Лаврову пришлось поворачиваться в два раза быстрее, чем раньше. Он поражался, сколько всего можно переделать за то же время. Оказывается, у него много скрытых резервов. И его график не так плотен, как казалось.
Вырвавшись на обед, он поехал на встречу с Митиным. Перед этим он созвонился с актером, и тот согласился перекусить вместе в кафе «Меломан».
Там все так же крутили Утесова и Шульженко. В зале было сумрачно, но тепло. В стекла окон бил снег. Ми тин сидел за столиком, над которым висело черно-белое фото Марка Бернеса с гитарой. Он заказал себе пельмени и томатный сок.
Официантка только-только принесла заказ. Пельмени дымились. Запах вареного мяса и перца вызвал у Лаврова приступ голода.
– Принесите мне то же самое, – попросил он, усаживаясь напротив. – Двойную порцию.
Митин привстал и протянул ему руку. Они поздоровались, как старые знакомые. Актер был одет в клетчатую рубашку и кожаную жилетку на пуговицах. Сейчас он ничем не походил на знаменитого римского полководца Антония. Обыкновенное лицо, светлые волосы, серые глаза. Интересно, по каким признакам режиссер подбирает артистов на главные роли?
