Нюра перестала жевать и застыла с открытым ртом как
заколдованная. С тем же выражением повернулась и уставилась на отца.
– Да ты чего, Нюр? – забеспокоился отец. – Да ты чего это
так смотришь? Да ты не серчай, Нюр, не надо. Это ж не человек, это ж животный.
Он без толку бегает как собака, а люди, Нюр, люди, люди-то ходют голодные.
Нюра, закрыв рукою рот, кинулись из избы. У крыльца ее долго
рвало. Она думала, что умрет, и не хотела противиться смерти. Она потеряла
сознание, но ненадолго, а когда очнулась на том же месте, над ней без шапки
стоял отец и тряс ее за плечи.
– Да ты что, Нюрок, да ты что?
– Ах ты мать твою ети! – Нюра вскочила на ноги, кинулась на
отца с кулаками. Он – бежать, она схватила грабли и бросилась за ним! Догнала
его на дороге и со всего маху опустила грабли ему на голову, но попала не
железом, а черенком, который переломился. Отец схватился за голову и сел на
снег, обливаясь кровью. Она перепугалась, села рядом.
– Папаня, милый! О господи, да что ж это я наделала!
Потом дома обмывала его, перевязывала, плакала над ним, над
Борькой, над своей судьбой.
Ночью у нее поднялась температура и начался бред. Она болела
три дня, а на четвертый проснулась с ясной головой и поняла, что придется жить
дальше.
Глава 15
Когда морозы спали, Нюрины квартиранты переехали в комнату
при школе. Олимпиаде Петровне дали ее с условием, что она будет вести первый и
третий классы. Нюра осталась с отцом, который постепенно поправлялся. Кожа на
лице порозовела, морщины разгладились. Бриться стал куском стекла через день. В
конце же апреля пришло ему необычное письмо – не треугольник, как остальные, а
в конверте. Люба писала ровным кудрявым почерком, что живет одна, мужчин к себе
не допускает, ведет уравновешенный образ жизни. Вика растет смышленой девочкой,
уже знает буквы и даже умеет писать слово «папа». А начальник Роман Гаврилович Лужин
несколько раз о нем спрашивал, жалел, что так все получилось, и обещал, если
Беляшов вернется, подыскать ему работенку полегче.
Прочтя письмо, отец вернул его обратно в конверт и положил в
карман гимнастерки. Но после Нюра видела, что отец часто вынимает это письмо,
смотрит в него, шевелит губами и думает о чем-то долго и тяжело.
А потом Нюра да и некоторые соседи стали замечать за
Алексеем Ивановичем, что в теплые дни он в телогрейке, ватных штанах и валенках
выбирается из дому, садится на крыльцо, берет в руки палку и, держа ее в виде
пистолета, целится в проходящих мимо.
Видимо, собирался он вернуться к Любе и готовил себя к
возможному трудоустройству. Но тренировки его оказались напрасными.
Как-то Нюра кормила его щами из мерзлой капусты, а он, не
донеся очередную ложку до рта, вдруг захрипел, выпучил глаза и, расплескавши
щи, стал трясти ложкой, как будто собирался кого ударить.
– Папаня! – закричала Нюра. – Вы что?
Но он только хрипел, тряс ложкой и пучил глаза.
– Папаня, – догадалась Нюра, – вы помирать, что ль,
собралися?
Он перестал хрипеть и трястись, положил ложку на стол,
посмотрел на Нюру осмысленно.
– Кажись, да, – сказал. И помер.
Глава 16
По деревне разнесся слух: Иван прислал-таки Нюре письмо.
Источником слуха была Нинка Курзова, ближайшая подруга Нюры и ее доверенное
лицо. Она по секрету Тайке Горшковой рассказала, а та по секрету Надьке
Косорукой, а Надька опять же по секрету соседкам ближним и дальним, и так
разошлось, будто Нюра приходила к Нинке и читала ей письмо, будто только что
полученное. По виду письмо вроде как настоящее. С адресом, с указанием, что
передать в личные руки, и штемпель почтовый приляпан, но почерк-то, Нинка
знает, без сомнения, Нюркин.
Бабы сперва долго не верили, потом решили, что Нюрка от всех
своих несчастий в уме пошатнулась, и стали, иные не без ехидства, а прочие по
простодушию, приставать, мол, если твой мужик объявился и пишет, то не только
Нинке, а и нам почитала бы. Нюра сперва отнекивалась, а потом согласилась.
Вечером, в субботу, после бани, сошлось у Нюры в избе все
женское население. Пришли Нинка с дитем, Тайка с двумя. Пришла баба Дуня с
фляжкой самогона. Добавились две девушки-близняшки Манька и Зинка Четоровы,
Надька Косорукая и Клавдя, чернявая баба из эвакуированных, по прозвищу
Чернота. Про Черноту говорили, что она сидела в лагере по уголовному делу, с
тех пор хранит на себе разные наколки, одна, главная, на животе: «Здесь лежал
мой милый». Была она баба безвредная, но от здешних отличалась и видом, и ухватками,
тем, что всегда курила толстые и неумело слепленные самокрутки, а чувство
удивления выражала восклицанием: «Ехтиёх!» Что означало, кажется: «Эх, ты, ох!»
Сошлись бабы в Нюриной избе с вежливыми недоверчивыми
улыбками. Кто затем, чтобы потом посмеяться, кто – просто провести время
нескучно.
Расселись кто где. Нюра, не пожалев керосину, засветила
лампу семилинейную, фитиль открутила до самого яркого. Развернула треугольник,
разгладила аккуратно, осмотрела слушательниц и начала, волнуясь: «Привет из
Энской части! Здравствуйте, Нюра! Добрый день или вечер. С фронтовым армейским
приветом к вам ваш Иван.
Извините, что долго не писал, постольку, поскольку был
занятый уничтожением немецко-фашистских захватчиков, которые вероломно напали
на нашу страну, убивают стариков и старух, насильничают и вообще ведут себя
безобразным способом, как настоящие свиньи. Приходится вести против них
неравные воздушные бои, летая на всяческих аэропланах со стрельбою из пулемета.
За время, что мы с вами не виделись, удалось мне в неравном воздушном бою
подстрелить несколько бомбовозов, а также живую силу и танков противника.
Только вы не думайте, что я только летаю и только стреляю по бомбовозам, или по
танкам, или по живой силе противника, а о вас никогда не думаю. Нет, любимая
наша Нюра, летая на аэропланах и ведя смертельные схватки в неравном воздушном
бою, я постоянно воспоминаю вашу фигуру, ваши глаза, и щечки, и носик, как мы с
вами жили, целовались и миловались для совместного счастья. И все это я когда
вспоминаю, то любовь моя к вам, милая Нюра, возрастает с еще большею зверскою
силой, и так же – ненависть к фашисту-врагу. Также я думаю и уверен
впоследствии, что вы меня тоже со временем не забываете, думаете обо мне, как я
здесь сражаюсь, и беспокоитесь за мою молодую жизнь и здоровье. А я тоже за
вашу. На этом сердечно заканчиваю, жду ответа, как соловей лета, и желаю вам
всего хорошего в вашей молодой и цветущей жизни, ваш муж Иван».
