Она лжет. Она им манипулирует. И делала это с самого начала. Может быть, она где-то спрятала камеру? Сняла, как они целовались, и теперь будет шантажировать его? Попытается разрушить его семью?..
– Я что-то не так сказала? – испугалась девушка.
Пьер был его другом, честным и верным, а Лидия появилась в его жизни только вчера.
Это очередная выходка Племени… Его заставили сыграть роль спасителя, чтобы поближе подобраться к нему. Лидия пытается настроить его против друга.
Она лжет. Он почувствовал ярость. Однако в его голове всплыли многочисленные противоречия.
Он сам заговорил о Руби, он сам упомянул Пьера. С тех пор как они познакомились, Лидия не сделала и не сказала ничего подозрительного. Может быть, ждала подходящего момента? Идеального предлога? Это было рискованно: такой момент мог и не настать.
Ее страх вчера был настоящим. Как и ее раны. Но Пьер…
– Вы меня пугаете! – воскликнула она.
Зачем Пьер солгал ему? Зачем подтолкнул его к Руби?
Одна деталь в рассказе Пьера никак не сочеталась с личностью Руби. Брэди заметил это еще в тот день на пирсе.
Руби жила с открытой душой, бесхитростно, без всяких уловок. Было не похоже, что она наркоманка, но Пьер утверждал, что познакомился с ней, когда они вместе нюхали кокаин.
Как ты можешь быть уверен, что она не наркоманка, ты ведь ее толком не знал!
В ее крови не было найдено никаких следов наркотиков.
Это тоже еще ничего не значит.
Он вспомнил слова, которые она произнесла на пирсе: «Вы решаете, а я повинуюсь». Это показалось ему странным, и он подумал, что она подчиняется его решению так же, как ей приходилось это делать на съемочных площадках.
А вдруг она хотела сказать, что повинуется чужим приказам? Что ее кто-то заставляет это делать?
Но Брэди не мог понять, зачем Пьер так поступил. Чтобы оказать ему услугу? Не похоже…
В его голову закралась другая гипотеза, гораздо более страшная. Брэди отказывался думать об этом, потому что это было просто невероятно.
Пьер не мог стоять за всей этой историей.
Нет, невозможно.
Племя зарабатывало деньги, торгуя своими фильмами.
А в самом начале? Как они сняли свой первый фильм? Кто их финансировал?
И почему они вышли из подземелий? Почему банде маргиналов вдруг захотелось выбраться на поверхность и тратить деньги на одежду и украшения?
Пьер каждый месяц подолгу работал в приютах, рядом с наркоманами и бомжами. Он мог встретить их там.
Нет…
Мозг Брэди начал собирать обрывки в единое целое, и вдруг память подкинула ему одно воспоминание. Хозяйка шале сказала, что видела их главаря: «Внушительный мужчина». Брэди подумал, что она имела в виду, что он был «страшный», но это слово могло означать и «толстый». Пьер знал о шале в Катскилле. Он мог отправить туда Племя.
Вот все и объяснилось.
Нет, Пьер не такой!
Лидия испуганно сжалась в углу.
– Прости, – сказал Брэди. – Мне нужно идти. Номер оплачен до завтрашнего дня. Я… я очень рад, что встретил тебя. Надеюсь, мы еще увидимся.
Он неловко помахал рукой на прощание и выбежал из комнаты.
Пьер лежал на больничной кровати. Его тело было опутано проводами, веки время от времени подергивались. Брэди закрыл дверь в палату и сел возле кровати того, кто почти десять лет был его другом. Теперь его огромная фигура казалась такой жалкой!
Брэди наклонился к лицу Пьера. Он не хотел говорить громко.
– Мне нужно поговорить с тобой, Пьер, – сказал он. – Ответь мне на один вопрос. Боюсь, я думаю о тебе такие вещи, которых нельзя думать о друге. Я ничего не понимаю… Нам нужно серьезно поговорить. Ну же, Пьер, вернись, я рассчитываю на тебя. Ты мне нужен.
Целый час он повторял ему эти слова, потом сел в кресло и стал ждать.
Солнце медленно садилось, когда его последние лучи погасли, на улицах вспыхнули новогодние огни. Брэди терпеливо продолжал свой монолог, пока не уснул. Через некоторое время он, вздрогнув, проснулся и снова начал звать Пьера.
Медсестра попросила его выйти из палаты, но он отказался. Пьер угасал, и Брэди убедил ее, что должен оставаться рядом с умирающим другом.
Он знал: о том, что Пьер в больнице, знает только Аннабель. Прошли сутки, его знакомые наверняка уже обзванивают все больницы.
К черту этих хищников…
Снова взглянув на своего друга, Брэди с изумлением увидел, что тот открыл глаза.
– Пьер…
– Я ждал тебя, – тихо сказал тот.
– Люди, которые приходили к тебе в четверг вечером… Скажи, что ты их не знаешь!
Пьер пристально смотрел на Брэди.
– Значит, ты догадался? – пробормотал он.
Брэди опустил голову:
– Нет, только не это. Только не ты…
– Вы встретились? Ну ты даешь… Добрался до них… Ты очень часто нас опережал…
Он говорил медленно – ему мешала кислородная трубка, выходящая через ноздри.
– Ты мне лгал! С самого начала! Но почему?
– Чтобы раскрыть тебе глаза.
– На что? На извращенные фильмы, которые снимала банда психов?
– На истинное назначение нашей жизни.
– И в чем оно? В том, чтобы причинять страдания тем, кого любишь?
– В наслаждении, – прошептал Пьер. В легких у него свистело. – Много лет я наблюдал за тем, как ты гниешь.
Окружаешь себя комфортом. Ты добровольно улегся в форму, обкорнал себя по шаблону!
– Пьер, ты сошел с ума!
– Нет, послушай меня. Твою семейную жизнь омрачает вовсе не кризис среднего возраста. Это все глупости, ведь болезнь возникает только тогда, когда человек забывает, для чего создано его тело. Для наслаждения! Для того, чтобы сеять свое семя. Не погружаться в рутину брака. Так уж устроен мужчина. Он способен любить лишь недолго, и это время природа дает ему для того, чтобы он защищал беременную самку. Как только малыш достигает возраста, когда уже может выжить сам, мужчина уходит к другим самкам… Поддавшись зову наслаждения.
– Ты бредишь, Пьер. Ты сошел с ума из-за болезни…
– Молчи! И слушай меня. – Его дыхание становилось все более тяжелым. – Мы – машины для наслаждения. Наше предназначение – способствовать размножению нашего вида. Нельзя идти против природы.
– Что ты говоришь? Доисторические времена давно закончились!
– Три миллиона лет мы вели себя именно так! Это записано в наших генах! Две-три тысячи лет цивилизации не изменят того, что формировалось три миллиона лет!
