Он говорил это искренне, хотя рост числа природных катастроф и изменение климата беспокоили его, как и многих других.
Фабьен свернул на улицу Анжу, набрал на воротах код. Пройдя через темный двор, поднялся на второй этаж по лестнице, покрытой красным ковром, и нажал кнопку звонка рядом с табличкой «GERIC». Дверь открылась. Внутри за стойкой сидел мужчина в костюме и с телефонной гарнитурой за ухом. Он встал и поздоровался.
— У меня встреча с господином Де Бреем, — сказал Фабьен.
— Он ждет вас. Следуйте за мной.
Широкоплечий мужчина с суровым взглядом, больше похожий на головореза, чем на секретаря, проводил его в кабинет с высоким потолком, лепниной на стенах и камином, в котором потрескивал огонь.
Высокий человек, сидевший за письменным столом, встал, и шагнул навстречу Фабьену. Секретарь исчез.
— Фабьен, ваше утреннее сообщение меня ошеломило! — воскликнул Де Брей.
Фабьен покачал головой:
— Впервые вижу в Париже огонь в камине!
Де Брей молча указал ему на одно из двух глубоких кожаных кресел. У Де Брея были длинные седые волосы, бледное осунувшееся лицо, изборожденное глубокими морщинами, хищный нос и тонкие губы. Его фигура в слишком просторном темно-сером костюме была под стать лицу: худая, с острыми, выпирающими плечами. Но при этом в нем чувствовалась скрытая сила. Фабьен нервничал. Он чувствовал, что Де Брей способен на всё. Вероятно, его длинные узловатые пальцы подписали не один смертный приговор.
— Итак, по какому поводу вы заставили меня покинуть семью субботним утром?
Фабьен потерял дар речи. Невозможно было представить себе, что у Де Брея есть жена и дети.
— Проблемы в обсерватории на Пик-дю-Миди, — произнес он наконец.
Де Брей прищурился: теперь он понимал, почему об этом нельзя было говорить по телефону.
— Мы потеряли контроль над ситуацией.
— Что?! — рявкнул Де Брей. — Нельзя ли поподробней?!
— В четверг после полудня туда явились люди из Еврокомиссии.
— Я уверен, что Ле Молль не проговорился! Я лично заверил Грэма, что он ничем не рискует!
— Мы ошиблись.
Де Брей вскочил:
— Ошиблись?! Вы что, издеваетесь? Мы ошиблись? Кажется, вы не понимаете, что может случиться!
— Прекрасно понимаю. Мы рискуем головой.
— И вы так спокойно об этом говорите? Почему, черт побери, вы сообщаете мне об этом только сегодня?
— Группа, прибывшая туда, заблокировала объект. Они никого туда не пускают, и связь в их руках.
— И что, эти люди действительно из Еврокомиссии? Вы уверены?
— Похоже, это правда. С ними ученые, генетик и социолог.
Де Брей потер лоб.
— Но как они могли узнать?.. — спросил он уже другим тоном.
— Ле Молль ничего не сказал. Я лично занимался им… Но, может быть, где-то остались документы, которых я не нашел.
Де Брей раздраженно вздохнул:
— Мы в дерьме, дорогой мой. Неприятно это говорить, но это именно так. Если они что-нибудь найдут и предадут огласке…
— Я работаю над этой проблемой, — сказал Фабьен. — Я связался с моей группой, они готовы действовать в любой момент.
— Как вы узнали о том, что представители Комиссии на объекте?
— Одному из наших людей в обсерватории удалось усыпить их бдительность. Он вышел в Интернет и сегодня рано утром предупредил меня по электронной почте.
Де Брей съежился, рука, которой он опирался на спинку кресла, побелела.
— Если они на Пик-дю-Миди, тогда им известно и о Фату Хиве! Возможно, это объясняет, почему связь с островом пропала примерно в это же время!
Глаза Де Брея метались из стороны в сторону, он обдумывал последствия.
— С Фату Хивы до сих пор никаких известий? — удивился Фабьен.
— Никаких. Похоже, все идет по худшему из возможных сценариев. Если документы на Пик-дю-Миди будут обнаружены, произойдет катастрофа. А если найдут наше оборудование на Фату Хива, это полный крах…
— Мне кажется, все еще можно исправить. В прессу пока ничего не просочилось, а это значит, что Европейская комиссия решила подождать несколько дней и сама во всем разобраться. Если нам удастся снова заполучить контроль над ситуацией, спрятав или уничтожив документы, они ничего не смогут сделать.
— Займитесь обсерваторией, остров я возьму на себя, — приказал Де Брей. Его губы дрожали.
— Обсерватория изолирована, я думаю, мы справимся.
— Выведите из строя связь, чтобы они ничего не могли оттуда передать. И постарайтесь задержать их там, наверху. Нам нужно время.
— Погода на нашей стороне. В ближайшие дни будет передано штормовое предупреждение, я видел прогноз сегодня утром.
— Делайте все что нужно, Фабьен. Но делайте быстро и хорошо!
— Я здесь как раз для этого.
Де Брей сел в кресло, почти вплотную приблизил свое лицо к Фабьену и прошептал:
— Мы рискуем не только нашими головами. Если то, что мы узнали, станет достоянием гласности, общество погрузится в пучину хаоса прежде, чем ваши дети достигнут возраста, когда смогут постоять за себя.
Де Брей нервно сглотнул. Глядя на Фабьена покрасневшими глазами и положив на его колено мокрую от пота ладонь, он добавил:
— А вы, сидя в одиночной камере, не сможете защитить их от того, что обрушится на мир.
19
В субботу Петер проснулся рано и с ясной головой. Он был полон решимости как следует поработать, чтоб не застрять тут и на Рождество.
Без четверти восемь в столовой было еще пусто. Сунув хлеб в тостер, он направился к телефону, висевшему на стене. Родители Эммы вставали рано даже в субботу. Он набрал их номер, подождал несколько секунд и понял, что связи нет. Петер трижды снимал трубку, надеясь, что телефон заработает. Вздохнув, он вернулся к своему кофе.
В дверях появился Жерлан. Его лицо осунулось от усталости.
— О, да вы ранняя пташка, — сказал он, заметив Петера.
— Я смотрю, вы тоже.
— Я, между прочим, рад, что у нас есть работа! Ну как, вы продвинулись вперед? Есть что рассказать? — спросил Жерлан.
— Пока нет. Надеюсь, ближайшие два дня будут решающими.
— Я рассчитываю на вас. Грэм неприступен как скала. Посылает меня куда подальше, как только я пытаюсь хоть что-то из него вытрясти. Его послушать, так они тут просто невинные овечки, занимаются подтверждением патентов, и всё…
Петер нахмурился:
— Послушайте, у нас проблемы с телефоном. Я хотел позвонить родителям Эммы, чтобы узнать, как там дети, и не смог.
