Азим видел лишь верхнюю часть фигуры англичанина, который периодически полностью исчезал из поля зрения, стоило ему опуститься на колено. Детектив Мэтсон сжимал челюсти и мрачно качал головой, тщательно рассматривая крышу того, что предположительно было мавзолеем. Вдруг он застыл и оставался неподвижным в течение нескольких минут. Затем наклонился — и быстро выпрямился, зажав рот рукой. В задумчивости погладил подбородок.
— Ну, есть что-нибудь? — спросил Азим.
Англичанин кивнул.
— Может, мне стоит подняться? — продолжал настаивать египтянин.
— Нет. — Это короткое слово он произнес с удивительной мягкостью. — Нет, полагаю, вам не стоит утруждать себя, — едва слышно добавил Джереми тем же доверительным тоном.
— Ну, так что же вы нашли там?
Мэтсон выпрямился и окинул окрестности взглядом: рассматривал башни, укрепления и купола, которые придавали этому архитектурному комплексу столь оригинальный вид. Ему пришлось щуриться и морщиться, чтобы разглядеть хоть что-нибудь, и одновременно прикрывать глаза от солнечного света. Следующую фразу он проговорил очень тихо, почти про себя, так что Азим разобрал ее с большим трудом: — Мы имеем дело с охотником, Азим. С абсолютно безжалостным охотником, трофеями которого становятся дети… — Окончание фразы, если оно вообще было, навсегда сгинуло среди гробниц.
13
Наступила полночь; Марион отложила дневник. От джина с апельсиновым соком у нее начало шуметь в голове. С удивлением оглядела она плохо освещенную комнату, спрашивая себя, что здесь делает, однако быстро восстановила в памяти обстановку своего нового дома. От послеобеденного происшествия осталось лишь дурное воспоминание, вдобавок затуманенное алкоголем. Марион чувствовала себя выбитой из колеи, полностью утратившей чувство реальности. Виноват был фрагмент дневника, который она только что прочитала. Она как будто не читала книгу, а сама обнаружила мертвого ребенка. Слова обладали над ней огромной властью — служили воротами в мир воображаемого; затянули ее в странный фильм о прошлом, и она там потерялась.
Марион потянулась, что-то бормоча сквозь зубы; она ощущала усталость.
— А ведь ты пьяна, дорогая! — констатировала она громко.
Поднялась в спальню и, едва начав раздеваться, вспомнила, что оставила книгу в черном переплете внизу, в гостиной… остановилась в нерешительности — так не хотелось спускаться… Но желание иметь книгу при себе перевесило — Марион вздохнула и вернулась.
За оконным стеклом ночь убаюкивала засыпающую деревню. Марион постояла в темной гостиной, любуясь безжизненными крышами и окнами, потом поднялась в спальню и, наконец, разделась. Складывая вещи в маленьком предбаннике между ванной комнатой и спальней, случайно взглянула на собственное отражение в зеркале: бедра у нее все еще роскошные. Марион повернулась. «Попка тоже очень даже ничего», — сказала она себе.
Ее слегка округлившийся живот за последнее время вновь стал плоским. Грудь уже нельзя было назвать крепкой, но Марион сочла ее вполне симпатичной. Больше всего ее разочаровали руки — с податливыми трицепсами и рыхлой кожей на бицепсах. Все свои недостатки она знала наизусть, зеркало помогало ей не больше, чем суфлер — хорошему театральному актеру. Вопреки всему тело ее было цветущим. Этому не помешало ни отсутствие регулярных сексуальных отношений, ни одиночество с соответствующим бытом. К тому же Марион никогда не использовала свое тело как инструмент для обустройства и улучшения собственной жизни.
Самую большую и серьезную проблему представляло собой лицо: с течением лет морщины, свидетельствующие о возрасте, обрисовывались все более явно. Лицо становилось блеклым, если она переставала регулярно посещать косметические салоны и солярии. Светло-русые волосы также начинали сдавать позиции, в отдельных местах уступая неизбежной седине.
Однако в целом, решила Марион, на вид она вполне недурна… Да что там лукавить — ей грех жаловаться: несмотря ни на что, она остается красавицей. Морщины же только подчеркивали интеллигентность нежного лица… И тут Марион прыснула со смеху: да она бредит! Женщины бледнеют от ужаса при мысли, что когда-нибудь увянут и в результате потеряют любовь мужа или перестанут быть объектом внимания незнакомых мужчин. А она боится, что ее одиночество окажется вечным… Ведь прежде чем хранить чью-то любовь, ее сначала следует завоевать.
— Ты несешь полную чепуху… — пробормотала Марион, чувствуя, что от нее пахнет алкоголем. — Да ты совсем под мухой!
Она легла в холодную постель, не надев ни пижамы, ни ночной рубашки, и закрыла глаза. Провела руками по бокам; одна рука скользнула по бедру, слегка дотронулась до лобка…
Марион повернулась на бок, резко натянув одеяло по самую шею: не сегодня, она слишком устала! Где-то в дальних закоулках сознания еще полыхало солнце Египта… Жара убаюкивала ее. Джереми Мэтсон взял ее за плечи и нежно погладил по волосам. От него так хорошо пахло… запах мужчины, почти зверя. Он притягивал, обладал непреодолимым, магнетическим обаянием. Женщина почувствовала, как их губы сближаются… Рука на одеяле сжалась крепче — она заснула.
Всю среду Марион вместе с братом Дамьеном разбирала стопки книг в библиотеке Авранша; последние часы работы в хранилище. Вообще-то следовало бы расспросить монаха о том, что каждый из членов братии делал накануне во второй половине дня, и таким образом попытаться вычислить проходимца, побывавшего в ее доме. Однако она предпочла промолчать и не возбуждать любопытства брата Дамьена.
К пяти часам вечера Марион вернулась домой. Стоило ей войти, как почти сразу зазвонил телефон: ее приглашали в монастырские покои для знакомства со старшим монахом — братом Сержем. Марион взобралась по внешнему Гран-Дегре, пересекла небольшой укрепленный замок и оказалась перед длинным, внушительным на вид фасадом монастырских покоев. У входа гостью ожидала сестра Агата: она была моложе Марион, относительно хилого телосложения и молчаливая, как призрак. Монахиня провела Марион через ряд коридоров и лестниц и постучала в деревянную дверь: брат Серж открыл и пригласил их внутрь. Сестра Анна также присутствовала при знакомстве.
Главе братии было около пятидесяти лет; на лице его выделялись большой кривой нос, а также многочисленные черные родинки; продолговатые глаза под густыми темными бровями казались безмятежными озерами — в них не отражалось ни единой эмоции. Присмотревшись к новому знакомому, Марион решила, что он похож на Роберта де Ниро, но по сравнению с ним обладает меньшей харизматичностью и выглядит обрюзгшим.
— Счастлив, что наконец с вами познакомился, — произнес монах первые слова. — Прошла уже неделя с момента вашего прибытия, но все эти дни у меня не было ни одной свободной минуты. Садитесь, прошу вас.
Она покорно опустилась на стул неподалеку от сестры Анны, не сводившей с нее благожелательного взгляда. Голос монаха показался Марион знакомым, но она не могла вспомнить, где его слышала.
— Привыкли к новому жилищу? — осведомился брат Серж.
