37
Беатрис убрала грязные тарелки и поставила на кухонный стол две рюмки.
— Выпьешь немного кальвадоса?
[74]
— спросила она у Марион.
Та даже не успела открыть рта, как перед ней очутилась приличная порция.
— Ну, так что ты думаешь, кто это? — настаивала Беатрис.
— В этом-то вся проблема. Мне ничего не приходит в голову… Можно подозревать любого из них, все подходят на роль фигуры, которая за мной следила.
Перед ужином Марион рассказала подруге все: от головоломки, связанной с башней Габриэль, до слежки, жертвой которой себя ощущала.
— И наконец… есть еще брат Жиль, и я его не переношу, — добавила она.
— Этот скрюченный старикан? Извини, не могу представить его бегущим во весь опор по темным коридорам аббатства.
— Это продолжалось лишь несколько секунд, затем я потеряла его из виду. Даже он мог бы это сделать.
Ужасающий вопль потряс стекла двери, отделяющей гостиную от кухни. Грегуар смотрел по телевизору фильм ужасов, одновременно качая бицепсы при помощи небольшой гантели.
— Грег! — закричала его мать. — Убавь немного звук! — Затем повернулась к Марион: — Обожает триллеры. Однако клянусь тебе…
— Не знаю, что делать, Беа. Не доверяю я братии, они все со странностями.
— Ты считаешь их как какой-нибудь оккультной сектой? Сожалею, дорогая, это вряд ли — у них все законно. Скажу лишь, что они большие к фантазеры, если тебя это порадует, но именно это и делает их кристально честными. Есть еще один момент: они живут в Мон-Сен-Мишель, их знают все, поэтому тебе нечего бояться.
— Однако кто-то вторгался в мой дом, и притом более одного раза! Кто-то шпионил за мной и… постой-ка — Людвиг! Однажды ночью он стоял на кладбище под моими окнами и глазел на меня…
Беатрис грела свой кальвадос, зажав рюмку в ладонях.
— Ах Лулу-у… — протянула она скептически, — ладно, придется сказать тебе: наш великан Людвиг втюрился в тебя. Теперь это уже не секрет. Надеется, что ты ему позвонишь. Ведь он, кажется, дал тебе свой номер телефона.
Марион облокотилась на стол и прикрыла лицо ладонью.
— Господи, только не это…
— Погоди немного, рано или поздно сцапает тебя где-нибудь и поразит своим: «Знаешь, а я был великим регбистом!» Он проделывает это со всеми более или менее симпатичными женщинами, приезжающими в Мон-Сен-Мишель. Спроси у официанток в ресторане «У матушки Пулар» — уже видеть его не могут! Он пел им на все лады, что играл в хорошем клубе, кажется в Лилле, мог бы стать профессиональным регбистом, если бы продолжил карьеру… В общем, набивал себе цену — всем уже этим осточертел.
Беатрис прервалась, чтобы глотнуть кальвадоса.
— Умоляю тебя, держи его от меня подальше! — жалобно попросила Марион.
— Это не в моих силах. Старайся поменьше выходить на улицу по вечерам, вот и все! — пошутила Беатрис.
— В любом случае это не решает проблемы. Кто за мной следит? Я изучила каждую возможную кандидатуру и не нашла ответа… Подозревала даже Джо!
— Его не надо бояться. Он столь же тихий и мирный, как сторонник «Гринписа», обкурившийся марихуаны.
Марион усмехнулась, представив себе этот образ.
— Ты исключительно лирична этим вечером, — прокомментировала она фразу Беатрис.
— Бывают у меня такие деньки… Относительно старины Джо могу сказать следующее: он не выходит из дому, за исключением случаев, когда отправляется погулять на Томблен. В остальное время почти всегда сидит в четырех стенах.
— Тогда кто же?
— Я.
Марион уставилась на нее. Беатрис только что сделала большой глоток кальвадоса, но выглядела собранной, задумчивой и даже мрачной.
— Ты?! — удивилась Марион.
Взгляд Беатрис скользнул в ее сторону.
— Я. Это я тебя преследую. И знаешь почему? — Ее губы увлажнились. — Потому что я лесбиянка и безумно влюблена в тебя! — завопила она и расхохоталась.
Марион расслабилась:
— Идиотка… Я чуть не поверила!..
Беатрис была на седьмом небе от удовольствия.
— Ага, ты меня испугалась? Ладно, проехали, не надо так переживать. Я скажу тебе, что происходит. Во-первых, среди братии, вероятно, есть чрезмерно исполнительные личности. Они-то и пробрались к тебе в дом, чтобы убедиться в отсутствии у тебя наркотиков или чего-нибудь в этом роде. Во-вторых, ты проводишь там, наверху, слишком много времени в полном одиночестве, и иногда эти старые камни подшучивают над тобой. Тебе везде видятся монахи. Это нормально, просто твое воображение слегка все приукрашивает… И… хм… в-третьих: послания — это действительно игра. Видимо, один из монахов подыхает со скуки и ему недостаточно Господа, чтобы занять свое свободное время. Уверяю тебя, ты делаешь из мухи слона.
— А ведь я нахожусь здесь меньше двух недель! Не знаю, сумею ли выдержать больший срок.
Беатрис скорчила недовольную гримасу.
— Конечно, сумеешь! Если нет, то что ты станешь делать? Вернешься в свою квартиру в Шуази-ле-Руа, к серым парижским будням?
Марион любовалась теплым оттенком напитка.
— Ты подарила себе отдых — так воспользуйся же им здесь, у нас! — настаивала Беатрис.
Марион отодвинула рюмку:
— Беа, мне надо тебе сказать…
Хозяйка дома моментально уловила серьезность в голосе подруги.
— Я нахожусь здесь не потому, что мне захотелось отдыха.
Перед мысленным взором Марион замигала тревожная красная лампочка — она переступила черту, провалилась…
— Я здесь потому, что мне надо исчезнуть с поверхности планеты — на несколько недель или месяцев, сама точно не знаю. Нужно, чтобы все забыли о моем существовании до того момента, пока кое-что не произойдет в Париже. Сейчас я разрываюсь между силовыми структурами и их операциями. Именно из-за них я так уязвима.
Внутри нее, все нарастая, звучал сигнал тревоги. Но теперь уже поздно отступать — за пять секунд она обратила в прах все свои усилия, а заодно и труды ДСТ. Что с ней происходит, почему она раскололась именно сейчас?
Беатрис сделала громкий глоток — очевидно, ей было уже не до смеха. Кинув беглый взгляд, убедилась, что дверь в гостиную плотно закрыта.
— Меня привезла в Мон-Сен-Мишель ДСТ, ночью.
— ДСТ?
— Французская секретная служба безопасности.
— Черт возьми, — пробормотала Беатрис. — И что ты наделала?
Марион нервно потерла бровь. Но раз уж начала, надо продолжать.