Яэль поспешила за ним, хотя все больше сомневалась в необходимости лезть на рожон. Озеро постепенно мельчало и, наконец, превратилось в отдельные лужицы. Томас и Яэль промокли насквозь, с них стекала вода, в башмаках хлюпало, и приходилось двигаться осторожнее, чтобы не поскользнуться на каменном полу. Коридор повернул и вдруг закончился.
Они оказались в тупике.
Яэль направила фонарь, который держал Томас, в глубину прохода и осветила низ стены, перед которой они стояли. Там виднелся лаз, до половины утопленный в грязи. Томас недовольно вздохнул: перспектива ползти на животе совершенно его не вдохновляла. Но, убедившись, что другого способа нет, он опустился на колени и попытался рассмотреть лаз.
— Я ничего не вижу, но, кажется, он довольно короткий.
Томас кивнул Яэль и полез в дыру, напоминавшую пасть чудовища. Яэль показалось, будто его поглотил безобразный глиняный Голем
[11]
.
Когда Томас исчез целиком, из разинутой «пасти» раздались отвратительные чавкающие звуки. Это хлюпала грязь.
Затем раздался приглушенный голос Томаса:
— Можешь идти.
Яэль наскоро собрала волосы в пучок и протиснулась в лаз. Помогая себе локтями и коленями, она ползла вперед и наконец оказалась в пещере площадью около тридцати квадратных метров.
Потолок подпирали нелепые колонны, сооруженные из нагроможденных друг на друга каменных плит. Почти все помещение занимали каменные скамьи, стоящие в два ряда. В глубине виднелись два прохода, уходивших во тьму. Посередине, на небольшом каменном алтаре, догорала свеча. Томас помог Яэль встать. Мокрые брюки липли к ногам, она начинала мерзнуть.
— Думаю, мы у цели, — сказал Томас, указывая на алтарь.
Они подошли к нему и наклонились, чтобы рассмотреть предмет, стоявший в углублении каменной глыбы. Это была круглая чаша из черного порфира, размером с небольшую сковородку и примерно такой же глубины. На дне матово блестела густая жидкость.
— Что это? — удивился Томас.
— Ртуть. — Яэль огляделась. — Я думаю, мы в древней часовне. Отец мне рассказывал: некоторые из них были построены монахами, когда они исследовали каменоломни, другие — самими каменотесами, третьи — богачами, сооружавшими их под своими особняками.
— Зачем мы здесь? Зачем нас сюда заманили? Должна же быть какая-то причина… — недоумевал Томас.
Яэль пожала плечами:
— Не знаю. Может, опять ради каких-то символов?..
Ртуть задрожала. От середины чаши к краям начали расходиться круги. Жидкость пришла в движение и, обнажая дно чаши, начала расступаться, как море перед Моисеем.
Томас схватил Яэль за руку, и они снова склонились над чашей. На поверхности ртути появлялись и исчезали глубокие борозды. Затем они начали принимать знакомые очертания, превращаясь в буквы.
— Они будут говорить с нами, — прошептала Яэль. Она уже немного привыкла к Теням и их способу общаться. На дне чаши появились слова:
«То, что находится по ту сторону, и есть единственная правда».
Яэль вздрогнула. Ведь именно об этом она думала, глядя на сваленные в кучу кости: о сокрытой истине.
Пустоты заполнились ртутью, потом показались новые слова.
«Любая вещь — всего лишь видимость».
«Нужно смотреть с другой стороны».
«Книжная история — видимость».
«Города — видимость».
Жидкость растекалась в стороны и сливалась, вновь складываясь в слова.
«Подземелья городов — обнаженная душа цивилизации, ее тайник».
«Здесь начало начал».
«Тайны человечества — в глубине».
«Его История».
«Переходите на другую сторону».
«И научитесь читать между строк Истории».
Яэль дрожала. После всего, что она узнала о долларе, Линкольне и Кеннеди, она предчувствовала, что это только начало. Главное было впереди.
«Не забывайте: любая вещь — всего лишь видимость».
«А за видимостью скрыта тайна: истинная сущность вещей».
«Отодвинуть завесу значит познать мир. Обрести власть».
«Власть, Яэль».
Ртуть в последний раз колыхнулась, и перед ними снова была неподвижная блестящая поверхность. Яэль и Томас не смели пошевелиться. Пламя черной восковой свечи плясало и, казалось, смеялось над ними.
— Не знаю, что меня пугает больше — то, что произошло сейчас, или то, что еще только случится, — наконец произнесла Яэль.
Томас задумчиво потер лоб.
— У тебя есть пакет? — вдруг спросил он.
— А как же! — ехидно ответила Яэль. — Кто же ходит в катакомбы без пакета?
Томас огляделся по сторонам, но ничего не нашел. Тогда он оторвал рукав своей рубашки, включил фонарь, задул свечу и аккуратно завернул ее в ткань.
— Что ты делаешь?
— На свече могут быть отпечатки пальцев.
Яэль кивнула, хотя идея показалась ей нелепой. Томас снова пытался найти рациональное объяснение. Они пошли к выходу, как вдруг Яэль остановилась.
— Подожди, — сказала она.
— Что такое?
— Тени только что сказали, что любая вещь — видимость. И что нужно смотреть с другой стороны.
— И что?
— Мне кажется…
Томас прервал ее, приложив палец к губам.
— Что? — прошептала Яэль.
— Я слышал какой-то шум.
— Может быть…
Он знаком заставил ее замолчать и повернулся в сторону узкого лаза. Раздался плеск — кто-то шел через озеро.
— Кто-то идет сюда, — сказал Томас. — Нужно уходить по одному из коридоров.
Яэль почувствовала, как ее охватывает паника. Я спокойна, я спокойна. Я глубоко дышу. Надо подумать о чем-то другом.
Она сказала:
— Постой, мне нужно кое-что проверить…
— У нас нет времени!
Но Яэль уже вцепилась в края чаши и пыталась ее поднять:
— Она слишком тяжелая, помоги мне!
— Яэль, нужно уносить ноги!
— Помоги же мне!
Томас выругался, но взялся за другой край чаши. Вдвоем им удалось поднять ее и снять с алтаря. Чаша весила гораздо больше, чем можно было предположить. В углублении, где она стояла, было квадратное отверстие.
— Любая вещь — видимость, нужно смотреть с другой стороны, — повторила Яэль с некоторой гордостью, несмотря на сковывавший ее страх.
