Тощий старик у кассы, в светлом костюме и галстуке-бабочке, громко говорил по-русски кассирше, указывая на внука – хмурого мальчика лет десяти в широких обвисших штанах и майке с дикой рожей:
– Вы только гляньте на него – как они одеваются! Это же форменный гопник! Смотреть страшно. В мое время мальчики из приличной семьи так не одевались. – Он горестно качал головой, внук индифферентно смотрел в сторону, ссутулившись и сунув руки в карманы.
Шибаев открыл входную дверь. Ему казалось, он не был здесь целую вечность. Поднялся на второй этаж. Дом звучал, несмотря на будний день – в каждой квартире работал телевизор. Голоса, музыка, пулеметные очереди и полицейские сирены…
Лилина квартира встретила его относительной тишиной. Он закрыл за собой дверь, прислушался. Квартира была пуста. Он отнес на кухню пластиковые пакеты с едой. Поднял с пола осколки разбитой чашки и пестрое полотенце. Пошарил в ящиках, нашел сковородку. Вытряхнул на стол одуряюще пахнущие продукты. Нашел отбивные, бросил на сковородку. Достал тарелки, разложил остальное. Не удержался, сунул в рот кусок ветчины. Открыл бутылку пива, жадно пил из горла, обливаясь.
Раздеваясь по дороге, отправился в душ. Стоял, засыпая под горячими струями. Вдруг ему показалось, что открывается дверь – сквознячок пробежал. Он рывком отдернул клеенку – дверь была закрыта, ему показалось. Он прислонился к стене, приходя в себя. Вспомнил, как Лиля переступила через край ванны – он словно увидел ее острую коленку…
Отбивные слегка пригорели и напоминали мясо, жаренное на костре. Вдруг завопила дурным голосом сирена смоук-детектора
[37]
. Шибаев рванулся к окну, дернул раму. Она, как и в прошлый раз, вылетела из гнезда. Едва удержавшись на ногах, он стоял, дурак дураком, с рамой в руках. Потом осторожно прислонил ее к стене. Вернулся на кухню, достал из коробки новую бутылку пива. Мельком удивился, что «Балтика» дошагала до Брайтон-Бич. Пошарив в шкафчике, нашел соль и перец. Разорвал пластик, вытащил бородинский хлеб. Сирена закатывалась истерически, а он сидел в одном полотенце на бедрах и ел. Наворачивал. Глотал, не жуя, громадные куски мяса, запивал пивом. Никогда еще он не испытывал подобного наслаждения от еды. События прошлой ночи отступили, чувство опасности притупилось. Он был настолько измотан, что не мог уже ни о чем думать. И не хотел. Сирена заткнулась так же внезапно, как и включилась.
Он не помнил, как добрался до постели. Сдернул покрывало. Когда его щека коснулась холодной подушки, он уже спал.
* * *
Его разбудил негромкий звук извне. Он обвел взглядом комнату. Что-то неуловимо изменилось, и он не сразу понял, что. Окна! Жалюзи сейчас были опущены, а когда он пришел сюда утром, то видел линялую рекламу матрасов на крыше дома напротив. Он рывком сел, сбросил одеяло. Одежды, которую он оставил на коврике у кровати, там не было. Он обошел кровать со всех сторон – одежда исчезла. Он осторожно вышел из спальни, пересек гостиную, где стояли жидкие осенние сумерки. На кухне горел свет и пахло едой. Лиля резала длинным ножом овощи – красный перец, морковку и зелень. Нарезав, она приподняла крышку кастрюли, где булькало что-то, и бросила охапку туда. На лице ее застыло сосредоточенное выражение, рот был приоткрыт. Он стоял и наблюдал за ней. Она была в белых трусиках и розовой майке с черным котом на груди. Коричневые от загара тонкие руки и ноги, выгоревшие белые короткие прядки волос как перышки.
Почувствовав его взгляд, она обернулась. Залилась краской. И вдруг бросилась к нему, повисла на шее.
– Саша! Сашенька! – Она целовала его лицо, прижималась всем телом, всхлипывала и приговаривала: – Сашенька, я знала! Я как чувствовала, что ты здесь! Милочка не хотела, чтобы я уезжала, а я места себе не находила! Звоню тебе, а ты не отвечаешь. Я так боялась за тебя! Как я рада, Сашенька, что ты… живой! Я так боялась, если бы ты только знал!
Шибаев, взяв ее за плечи, отодвинул от себя, чтобы заглянуть в лицо. Ощутил острые плечи и спросил:
– Тебя что, не кормили там?
– Нет! – ответила она счастливо. – Я все время купалась в океане. Представляешь, даже ночью мы купались! При луне и звездах. А потом ужинали при свечах.
– Киряли небось, – сказал он тоном ворчливого дядюшки.
– Немножко, – ответила она, смеясь. – В основном, болтали.
– Одни? – к своему удивлению он почувствовал нечто вроде ревности.
– Ну… почти, – ответила она, лукаво глядя на него.
– С кем же?
– Милочкин бойфренд и его друг, программист.
– Они тоже купались в океане ночью?
– Нет! – рассмеялась она. – Мы купались при луне одни. Только девочки. И я представляла себе, что ты рядом. Честное слово, Сашенька. Лежала на воде, смотрела в небо, а звезды низкие, яркие, и ты рядом, около меня, и тоже смотришь на звезды. И мне захотелось домой, как чувствовала, что ты здесь… А к дому пробиралась огородами, боялась нарваться на Серого. Пришла, захожу в спальню – а там ты! Я даже глазам своим не поверила! Стою на пороге, шевельнуться боюсь – вдруг ты исчезнешь…
Шибаев отметил ее «домой».
– Не бойся, – он взял в ладони ее лицо. – Серого уже можно не бояться. Слушай, – он повернул ее к свету, – у тебя нос облез!
– Ага. И спина! – рассмеялась она, утыкаясь лицом ему в грудь. – И плечи. И живот. – Она задрала короткую маечку, показывая ему живот. – Видишь?
– Вижу! – ответил Шибаев, ероша ее короткие белые волосы. Загорелая, с облупившимся носом, без макияжа, она была похожа на подростка и ничем не напоминала экзотическую танцовщицу из ресторана.
Она смотрела на него в упор потемневшими глазами. Потом, привстав на цыпочки, закрыла глаза и прильнула губами к его рту…
– Я такая счастливая, Саша, – сказала она, отступая и заглядывая ему в глаза сияющими глазами. – Ты не представляешь себе, какая я счастливая!
– Лилька, какая ты еще девчонка!
– Я взрослая женщина, а не девчонка. Как ты сказал… Лилька! Скажи еще!
– Лилька! – повторил Шибаев. – Лилька-килька!
Она расхохоталась:
– Меня так дразнили во дворе. Лилька-килька! Откуда ты знаешь?
– Догадался.
– А как дразнили тебя? – спросила она.
– Не помню, – соврал он. – Я был серьезный толстый мальчик, круглый отличник. В очках. Меня никто никогда не дразнил.
Она снова рассмеялась:
– Неправда! Ты был драчливый и худой, играл в футбол, курил в туалете, а однажды взорвал кабинет химии. А потом пошел и сам признался. И девчонки за тобой бегали.
– Никто за мной не бегал, – ответил он. – Меня вообще никто никогда не замечал. И девчонок я боялся. До сих пор боюсь.
Она в восторге задрыгала ногами.
