— Не последний, уж это точно, — мрачно сказал Гарри. — Предпоследний, а может, будет еще и четвертый, и пятый? Кто знает, когда он угомонится? На, возьми-ка другой конец веревки!
Они вместе подсунули веревки под гроб и начали поднимать, сгибаясь под его весом. Молчание нарушало только кряканье да бранные слова. Наконец гроб поставили на влажную землю возле зияющей могилы.
— Черт побери, эта проклятая штуковина весит не меньше тонны! — сказал Гарри с яростью. — Как будто ее кирпичами набили. Ты не думаешь, что они туда положили что-нибудь еще, а?
— Что, к примеру? — осведомился Артур.
— Кабы я знал! Хочешь взглянуть?
Артур заколебался, но любопытство одержало верх, и он приподнял угол крышки. Она не была привинчена и легко поддалась.
— Боже правый! — Покрытое грязью лицо Артура стало белым как мел.
— Что там такое? — Гарри инстинктивно сделал шаг к приятелю и споткнулся об угол гроба. — Черт бы побрал эту распроклятую штуковину! В чем дело, Артур?
— Он тут! — сдавленным голосом ответил Артур. Он зажал рукой нос. — Жуткая вонища, но он точно там.
— Его там не может быть! — с недоверием произнес Гарри. Он подошел к Артуру и заглянул внутрь. — Черт возьми, ты прав! Он тут! Ну и как же это понимать, черт побери?
Питт был потрясен, услышав новость. Это абсурдно и невероятно! Он замотал шею шарфом, надвинул шляпу на уши и вышел на ледяную улицу. Ему нужно было пройтись, чтобы собраться с мыслями и успокоиться, прежде чем отправляться туда.
Итак, имеются два трупа — поскольку труп, обнаруженный на церковной скамье, все еще в морге. Следовательно, один из них — не лорд Фицрой-Хэммонд… Томас вспомнил опознание. Человека, свалившегося с кеба поблизости от театра, опознала только Алисия. Теперь ему пришло в голову, что она заранее ожидала увидеть труп мужа, Питт сам натолкнул ее на эту мысль. Она только мельком взглянула и сразу же отвернулась, и ее вряд ли можно за это винить. Наверное, она его совсем не рассмотрела.
С другой стороны, второй труп — тот, что нашли в церкви, — видела не только Алисия, но и старая леди, и викарий, и, наконец, доктор Макдафф, которому не привыкать к виду трупов, пусть и не трехнедельной давности.
Питт перешел через дорогу, на которой валялись навоз и отбросы из тележки с овощами. У ребенка, который обычно подметал этот перекресток, был бронхит, и теперь он, вероятно, забился в один из сарайчиков, находившихся позади магазинов.
Стало быть, самым разумным будет такое объяснение: второй труп — лорда Огастеса, а первый — кого-то еще. Поскольку могила мистера Уильяма Уилберфорса Портьеса также была осквернена, то, по-видимому, это его труп они похоронили на кладбище у церкви Святой Маргариты!
Надо сделать так, чтобы на него посмотрела вдова Портьеса — и на этот раз как следует!
Была половина седьмого вечера, и ветер утих, так что пелена тумана окутала все, приглушая звуки и затрудняя дыхание. Питт сидел в двухместном кебе вместе с тучной миссис Портьес, затянутой в корсет и облаченной в черное. Они направлялись в морг, где теперь находился первый труп. Приходилось ехать очень медленно, потому что кебмен видел не далее чем на четыре-пять футов, и то смутно. Газовые фонари выплывали из ночной тьмы, как зловещие глаза, и исчезали позади. Кренясь из стороны в сторону, кеб продвигался от одного фонаря к другому, одинокий, как корабль в океане.
Питт пытался придумать, что бы такое сказать вдове, но все слова казались избитыми или бестактными. В конце концов, он оставил свои попытки, надеясь, что молчание по крайней мере выразит его сочувствие.
Когда кеб наконец остановился, Питт поспешно вышел и предложил своей спутнице руку. Вдова тяжело оперлась на нее — не потому, что была сильно расстроена, а чтобы сохранить равновесие.
Внутри их приветствовал тот же самый бодрый молодой человек, сверкающий чистотой, у которого постоянно сползали с носа очки. Несколько раз он открывал рот, чтобы высказаться о необычайных обстоятельствах: ведь никогда еще не приходилось опознавать труп дважды! Однако каждый раз он сдерживался, понимая, что его профессиональный энтузиазм отдает дурным вкусом и может быть неверно истолкован вдовой или Питтом, коли на то пошло.
Он откинул простыню и придал своему лицу бесстрастное выражение.
Миссис Портьес посмотрела прямо на труп, затем брови ее поднялись, и она повернулась к Питту.
— Это не мой муж, — сказала она ровным голосом. — Ничего похожего. У мистера Портьеса черные волосы и борода, а этот человек почти совсем лысый. Я никогда в жизни его не видела!
Глава 5
Поскольку безымянный труп находился в морге, больше не было причин откладывать похороны Огастеса. Конечно, нелепо снова устраивать траурную церемонию, но и неприлично никак не отметить это событие. Это просто проявление сочувствия к семье и знак уважения не столько к Огастесу, сколько к самой смерти.
Естественно, Алисия не могла не пойти. Что касается старой леди, то она сначала решила, что слишком плохо себя чувствует из-за всех этих несчастий, но позже заявила, что ее долг — пойти проститься, и дай бог, чтобы это было в последний раз! Как всегда, ее сопровождала Нисбетт, в глубоком трауре.
Алисия была в утренней комнате, ожидая экипажа, когда туда из холла вошла Верити. Она была бледна и выглядела еще моложе из-за черной шляпы. В ней читались чистота и невинность, часто заставлявшие Алисию гадать, какой была ее мать. Ведь девушка обладала достоинствами, которых не было у Огастеса, и резко отличалась от старой леди. Как ни странно, во мраке ночи Алисия порой даже беседовала с умершей женщиной, словно та была ее другом, понимавшим, что такое одиночество и мечты, которые хрупки, но так необходимы. Алисии казалось, что первая жена Огастеса, которая умерла в тридцать четыре года, была очень похожа на нее.
Из-за этих нелепых ночных разговоров ей чудилось, что Верити чуть ли не ее собственная дочь, хотя та была лишь ненамного младше Алисии.
— Вы уверены, что хотите пойти? — спросила она падчерицу. — Никто бы не осудил вас, если бы вы предпочли не идти.
Верити покачала головой.
— Мне бы очень хотелось не пойти, но я не могу бросить вас одну.
— Ваша бабушка едет, — возразила Алисия. — Я буду не одна.
Верити издала сухой смешок. Это было впервые. Да, девочка повзрослела после смерти отца или, возможно, только сейчас почувствовала свободу.
— Тогда я обязательно поеду, — сказала Верити. — Это хуже, чем если бы вы были одна.
В другое время Алисия, наверное, сделала бы ей замечание ради приличия, но сегодня совсем не хотелось лицемерить. Настал момент истины, и форма была неважна.
— Спасибо, — сказала она просто. — Мне станет гораздо легче, если вы будете рядом.
Верити вдруг улыбнулась, и эта улыбка была заговорщической.
