Питт не мог позволить себе так легко сдаться. При этом нельзя показывать свою неприязнь к этому человеку. Он должен побороться.
— Может, вы замечали что-то раньше, в последние несколько недель… — продолжил он.
— Если бы я заметил что-нибудь эдакое, инспектор, неужели вы думаете, что я бы ничего не предпринял? — Крупный нос Афтона несколько раз дернулся. — Все-таки Фанни была моей сестрой!
— Конечно, сэр… но если все-таки оглянуться назад? — закончил Питт свой вопрос.
Афтон задумался и, наконец, осторожно сказал:
— Нет, насколько я помню. Но если что-то вспомню, тут же вас проинформирую… Что-то еще, инспектор?
— Да. Я хотел бы поговорить с остальными членами вашей семьи.
— Думаю, что если бы они что-то заметили, то сказали бы об этом мне, — сказал Афтон нетерпеливо.
— Тем не менее я бы хотел их увидеть, — настаивал Питт.
Афтон внимательно посмотрел на него. Оба были высокого роста, их глаза находились на одном уровне. Томас не отводил взгляда от собеседника.
— Я полагаю, это действительно необходимо, — наконец-то уступил Афтон, его лицо помрачнело. — Не хочу показывать никому дурного примера. Нужно уважать чужую работу. Но прошу вас, насколько это в ваших силах, быть поделикатнее с моей женой.
— Благодарю вас, сэр. Я приложу все мои старания, чтобы не огорчать ее.
Феба Нэш разительно отличалась от Джессамин. Если и был в ней какой-то огонек, то он давно угас. Она была облачена в скучный черный наряд, ее бледное лицо не носило никаких следов косметики. В другое время, возможно, Феба могла бы выглядеть гораздо лучше, но сейчас она находилась в глубоком трауре — покрасневшие глаза, припухший нос; волосы уложены в прическу, далекую от элегантности.
Она отказалась сесть и теперь стояла, крепко сцепив руки и внимательно рассматривая Питта.
— Сомневаюсь, что могу помочь вам, инспектор. Меня даже не было дома в тот вечер. Я посещала пожилую приболевшую родственницу. Могу назвать вам ее имя, если вы желаете.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, мэм, — сказал Питт и сдержанно улыбнулся, боясь показаться легкомысленным перед лицом скорби. Он испытывал невыразимое чувство жалости к Фебе, хотел успокоить ее, но не знал как. Миссис Нэш была одной из тех женщин, которых он не понимал. Все ее чувства были глубоко запрятаны под броню благородства.
— Мне хотелось бы спросить вас, откровенничала ли с вами мисс Нэш? — начал Томас. — Может быть, она делилась с вами какими-то секретами, как с женой брата? Возможно, кто-то проявлял к ней нездоровый интерес или адресовал ей оскорбительные высказывания? Видела ли она каких-либо незнакомцев поблизости? — Ладно, попытка не пытка. — Или, может быть, вы сами видели кого-то?
Ее сцепленные руки резко дернулись, и она испуганно уставилась на него.
— О, боже мой! Вы считаете, что он еще здесь?
Питт колебался. С одной стороны, ему хотелось успокоить женщину, развеять ее страхи, но с другой стороны, он знал, что лгать глупо.
— Если это был залетный бродяга, то я не сомневаюсь, что он покинул этот район, — ответил он уклончиво. — Только полный глупец останется в районе, где есть риск нарваться на полицию.
Казалось, что Феба успокоилась, даже позволила себе сесть на краешек одного из мягких стульев.
— Слава богу! Благодаря вам я почувствовала себя гораздо лучше. Конечно, я сама должна была так подумать. — Она поморщилась, сдвинув свои тонкие бровки вместе. — Но я не помню, чтобы видела каких-нибудь незнакомцев в квартале — по крайней мере, такого типа. Если б я увидела, я бы послала дворецкого прогнать его.
Питт еще больше напугал бы и смутил Фебу, если бы попытался объяснить ей, что насильник не обязательно должен отличаться от других мужчин. Преступление часто изумляет людей, словно это вовсе не выплеск вполне обычных внутренних качеств человеческого характера — таких, как эгоизм, жадность, ненависть, выросшая до огромных размеров, или обман без границ. Феба, подобно многим, полагала, что убийца будет легко узнаваем и в принципе не может иметь ничего общего с теми, кого она знала. И было совершенно бесполезно — и даже пагубно — пытаться изменить ее точку зрения. Томаса удивляло, почему после стольких лет работы в полиции он еще продолжал думать обо всем этом и тем более волноваться по этому поводу.
— Может быть, мисс Нэш рассказывала вам, что кто-то обидел ее или сказал что-то оскорбительное? — предположил он.
Феба даже не потрудилась обдумать его слова.
— Конечно нет! Если бы такое случилось, я бы сказала об этом мужу, и он принял бы нужные меры! — Она с таким остервенением терзала свой носовой платок, что порвала на нем кружева.
Питт представил себе, какие меры мог принять Афтон Нэш. Так или иначе, он не сдавался и продолжал расспросы.
— Не припомните, выражала ли мисс Нэш беспокойство по какому-либо поводу? Не упоминала ли она о новых знакомствах?
— Нет, — яростно замотала головой Феба.
Питт вздохнул и встал. Ничего больше от нее не узнать. У него было такое чувство, что если бы он напугал ее, рассказав всю правду, она бы просто выбросила все из головы, а то, что оставалось у нее в памяти, растворилось бы в слепом страхе.
— Спасибо, мэм. Прошу прощения за доставленное вам беспокойство.
Она улыбнулась с некоторым усилием.
— Я уверена, что это было совершенно необходимо, иначе вы бы этого не делали, инспектор. Думаю, что вы хотели бы поговорить с братом моего мужа, Фулбертом? Но мне кажется, что он провел эту ночь вне дома и еще не приходил. Если вы заглянете к нам вечером, то, наверное, застанете его.
— Спасибо, я так и сделаю. Да, — Томас вспомнил об ожоге, про который рассказывал врач. — Знали ли вы, что с мисс Нэш произошел несчастный случай, ожог? — Он не хотел указывать поврежденное место, поскольку понимал, что это чрезвычайно смутит ее.
— Ожог? — переспросила Феба, наморщив лоб.
— Совсем небольшой. — Питт описал его форму, в точности повторив слова врача. — Но очень глубокий и недавний.
К его изумлению, последние остатки краски покинули лицо Фебы.
— Ожог? — Ее голос был еле слышен. — Нет, я не могу вспомнить. Я уверена, что ничего об этом не знаю. Может быть… может быть, она… — женщина закашлялась, — …делала что-то на кухне? Вы должны спросить у Джессамин. Я… я действительно не знаю.
Питт был озадачен. Было ясно видно, что Феба напугана. Означает ли это, что она знала о месте ожога, и ей неловко говорить об этом с мужчиной, который притом стоял на более низкой ступени социальной лестницы? Эта женщина была для него загадкой.
— Благодарю вас, мэм, — тихо сказал Томас. — Может быть, это и неважно.
Дворецкий проводил его до двери, что-то вежливо бормоча. А там — яркий свет, и снова солнце.
