Да-да, я не буду спешить с выводами. Желание все бросить и удрать — оно наносное, вызванное временными трудностями.
Я подумаю. Может, еще и останусь…
— Неплохо. — Я вытер вспотевший лоб платком, налил себе еще чаю и простодушно признался. — Честно говоря, сначала подумал: это вы издеваетесь надо мной.
— Когда предложили чай сделать? — уточнил Юра.
— Ну да.
— Почему сразу «издеваетесь»? Горячий сладкий чай в такую погоду — это очень полезно. Тем более с сухарями: считай что пообедал.
— Да нет, это я так… Это по аналогии с крышей.
— Ты думаешь, тебя на крышу загнали просто так, чисто для прикола? — удивился Юра.
— А для чего еще?
— Для общей пользы.
— Да неужели? Ну так растолкуй мне, тупому, хотя бы в общих чертах, какая тут может быть общая польза?
— Ну так слушай, тупой. Сыро, холодно, сидим довольно долго. Настроение на нуле. А тут прогулялись, размялись, настроение подняли. И тебе, кстати, тоже.
— И мне?
— Ну да.
— Это каким же образом?
— Ты поднялся — метров на восемь. Ну и твое настроение тоже поднялось, вместе с тобой. Хе-хе…
— Да уж… Это вот точно — «хе-хе»…
— А ты правильно поблагодарил за урок, — неожиданно сказал Степа.
— За какой урок?
— Ты слез с крыши и сказал: спасибо за урок, — напомнил Степа.
— Вообще-то, это была ирония. А вы не поняли, да?
— Вообще-то, для тебя это в самом деле урок.
— Какой?
— Не задавай вопросов, на которые можешь ответить сам.
— Ну, не знаю, в чем тут урок… Иногда задавать вопросы крайне полезно, — возразил я. — А некоторую информацию вообще можно раздобыть только задавая вопросы. И никак иначе.
— Да, это тоже верно, — кивнул Степа. — Но, задавая вопросы, ты раскрываешься. Ты выдаешь свой интерес к объекту. Ты не знаешь, у кого ты спрашиваешь: а вдруг это враг? Короче. Прежде чем задавать вопросы, подумай как следует: может, ты в состоянии ответить на них сам?
И для этого надо было загнать меня на крышу?
— Ты сам полез, никто силком не заставлял. — Степа добродушно улыбнулся. — Ты мог бы сам осмотреться и заметить, что в радиусе километра нет других зданий. Мог бы?
— Ну-у… В общем, да, ты прав. Я понял. Не задавай вопросы, на которые можешь ответить сам. Простое правило, но многие почему-то никогда над этим не задумываются.
— Потому что эти многие — пассажиры, — компетентно заключил Юра. — В последнее время этих пассажиров развелось — просто не меряно. В движении участвовать никто не хочет. Все хотят удобно сидеть на попе, курить и смотреть в окно и чтобы кто-то вез их, куда им надо. Вот таких я очень сильно не люблю.
— Кстати, у меня для вас есть сентенция, — неожиданно для себя озарился я.
— Спасибо, конечно, но на службе — ни грамма, — решительно отказался Юра. — Тем более шеф должен подскочить.
— Эмм… — Я, честно говоря, не понял. — А при чем тут…
— Это не то, Юра, — усмехнулся Степа. — Это, типа, такая умная мысль в назидание «тормозам».
— Да я знаю! Просто послышалось — «эссенция», вот я и подумал… Ладно, выкладывай, — нимало не смутившись, вывернулся Юра.
— А вы не думали, какова цель движения поезда?
— В смысле?
— То есть если там есть пассажиры — значит, поезд не грузовой?
— Ну да.
— То есть вся работа: машиниста, двигателя, колес и так далее — в общем, всего состава, она направлена не на то, чтобы перевезти какие-то полезные грузы, а именно для доставки пассажира в нужное место. Для чего? Ну, например, чтобы он там сделал какое-нибудь нужное дело. А потом забрать его и привезти обратно. Потому что это и есть смысл функционирования пассажирского поезда.
— Ну ты загнул, турист! — Юра присвистнул и озадаченно почесал затылок. — Это кто ж у нас такой ценный пассажир будет… Ты? Или то инженерное тело, что за стенкой бухое лежит? Или еще кто-то?
— Не знаю. — Я пожал плечами. — Может, вообще никто. Но в любом случае смысл функционирования пассажирского поезда — это перевозка пассажиров. Если я не прав, поправьте меня, коллеги.
— Да уж… Ты, турист, умен не по годам, — после недолгих размышлений резюмировал Юра. — Может, с тебя еще и толк будет.
А Степа ничего не сказал, но посмотрел на меня пристально и, как мне показалось, несколько по-особенному. Иными словами, не так, как в самом начале, когда вдруг выяснилось, что я — пассажир.
А может, в самом деле — показалось, и ничего особенного в этом взгляде не было, а так, обычная оценка в процессе узнавания…
* * *
Не успели закончить чаепитие — к нам в гости пожаловала «Скорая». Допотопная «таблетка» (УАЗ-452) с приличествующей статусу полосой и крестом на борту заехала во «двор» мимо дороги и, уверенно обогнув здание, финишировала в двух метрах от очага.
— Ты «Скорую» не вызывал? — настороженно уточнил Юра.
— Нет, а вы?
— Это, наверно, наш медик, — предположил Степа.
— О, это хорошо, — обрадовался Юра. — На «Скорой» нормальные врачи.
— В каком плане — нормальные?
— Ну, не кабинетные, а вполне рабочие, «полевые», с большой практикой, все умеют…
Дверь с водительской стороны распахнулась и выпустила на волю субъекта мужеска полу. Субъект был облачен в хорошее длинное пальто, вполне пид… эмм… скажем так: шелковый шарфик в пастельных тонах, светлые брюки в полоску и модельные туфельки. Смолянистые кудри вразлет соседствовали с благородной плешью и артистической двухнедельной небритостью, а водруженные на проникновенно длинный нос изящные очочки вполне гармонично довершали общий план. Этакий ухоженный и приодетый Паганель — на врача, а тем более врача «Скорой», субъект был совершенно не похож. А на кого похож? Пожалуй, на деятеля культуры, или завсегдатая творческой тусовки. Рост средний, телосложение среднее, легкое брюшко и явные проблески нечеловечьего ума в спрятавшихся за тонким стеклом карих глазах — больше пока что сказать нечего. Да, возраст — лет этак тридцать пять — тридцать восемь, но это приблизительно: плешь всегда слегка старит человека. Я знаю сравнительно молодых художников с плешью, которые выглядят значительно старше своего возраста. Так что по возрасту я вам доложу позже, если познакомлюсь с этим товарищем поближе.
— «Бункер»? — деловито уточнил субъект.
Степа молча кивнул.
— Я ваш врач, — кивнул в ответ субъект. — Можно сказать — доктор, у меня в самом деле есть докторская степень.
— А предписание у тебя есть? — пробурчал Юра, явно недовольный тем, что предстало его взору.
