Встали у окна, жадно затягиваясь крепкими, без фильтра, сигаретами (крик моды в этом сезоне).
– Ну?
– Дааа… Только, знаешь, Алек… — Яан помолчал, подыскивая слова. — Я не буду об этом писать.
– Ты что? — Ноздри Холмса напряглись. — Арпад велел, значит, напишешь…
– Нет. — Яан покачал головой; сейчас он выглядел гораздо взрослее, хотя бермуды оставались бермудами, а веснушек нисколько не убавилось. — Об этом все пишут. А я не хочу. Потом когда-нибудь, когда можно будет правду.
– Праааавду? — копируя Рамоса, протянул Аллан. И кивнул: — Ладно. Может, так и лучше. Пошли провожу!
Знакомой дорогой, по коридору — к лифту.
– Господа? — Дежурный по этажу глыбой заслонил вход. — Попрошу поднять руки!
Сноровисто ощупал, провел металлоискателем.
– Благодарю. Можете идти. Удачи, Алекс!
…147… 121… 96… 78… 49… 27… 15… 7…
Мелодичный звонок. Холл. Короткий, почти формальный обыск на выходе.
– Порядок! Кстати, ребята, — на лице колючеглазого портье начертано неумелое смущение, — закурить не найдется?
– О чем разговор? — Холмс щелчком выбивает из пачки темно-коричневую сигарету, подносит к ней синеватый огонек зажигалки.
– Слышь, Эл, а кого еще стережете?
– Да никого больше нет, — вкусно затягиваясь, сообщает привратник; выдубленная маска под коротко подстриженным чубом несколько смягчилась, и он сейчас немного похож на человека. — Мало нынче отдыхающих, один господин Рамос и квартирует…
– И как оно?
– Что — как?
– Тебе тут как? Не противно, спрашиваю?
Эл хмурится, пытаясь уловить, соображает наконец, и — странное дело! — серо-смуглую кожу заливает румянец обиды.
– А что? Ты, Алек, все подкалываешь, а куда мне было с тремя дырками в пузе, а? Моих ты, что ли, кормить станешь?!
Километровые плечи сторожа каменеют; иссякает огонек сигареты, и вместе с ним сходит на нет живая искорка в бледных глазах.
– Работа как работа…
– Ладно, Эл, — миролюбиво улыбается Холмс, — пока! Я еще вернусь…
Шелест раздвигающейся двери.
И — прозрачный воздух вечернего Порт-Робеспьера.
– Когда убываешь, Янька?
– Рейс в двадцать три. А еще надо подскочить к конференц-залу. Может, что обломится…
– Ну, не знаю. Значит, туда?..
Флайер взмывает с асфальтовой стоянки. Несколько минут полета над беспробудной зеленью Административного сектора, плавный разворот в сторону центра; короткокрылая машина несильно подпрыгивает, коснувшись посадочного круга перед сферическим зданием, украшенным разноцветными флажками с эмблемами полноправных планет Галактики и двумя гигантскими полотнищами, знаменами великих держав: слева — медведь на голубом фоне, герб Союза, справа — лев и единорог на белом, символ Конфедерации.
У металлического турникета, ограждающего здание, крикливая толпишка, вооруженная видеокамерами, стереотрубами, самописцами и прочей дребеденью.
– Еще не кончили… — В голосе Яана то ли насмешка, то ли возмущение. — Выдумали, понимаешь, закрытые заседания…
– Плюнь, — советует Аллан. — Сядем, подождем. Пивка выпьем…
– Ты что?!
Действительно, мысль неудачна. Как ни хорошо пошел коньячишко, а усугублять пивом — это, знаете ли, чрезмерно. Двое неторопливо проходят в окольцовывающий здание парк, усаживаются, получают у пробегающего автолавочника по банке ледяной колы и сосредоточенно тянут пузырчатую жидкость, с наслаждением трезвея.
Кругом — благодать. Дождь давно прошел, оставив после себя запах влажной листвы и озона. Сумерки уже намекают на скорый приход, но еще медлят. Изумительно тихо, и даже мелодичный голос с гигантского, во всю стену здания, информ-экрана не раздражает, сообщая милые, подходящие к погоде пустяки…
Аллан достает было пачку «Блэк-боя» и, передумав, заталкивает обратно. Яан согласно кивает. Грех курить по такой погоде. Да и не хочется. Хочется просто сидеть, дышать и слушать.
– Ты, Янька, извини, — смущенно говорит смуглый крепыш. — Так получилось…
– Да чего там. Сам напросился. Э, Алек, глянь-ка!
На информ-экране мелькают изображения причудливых храмов, марширующие шеренги, груды нелепой, явно не земной техники, дымящиеся и словно бы несерьезные. И группка молодых людей в шортах, майках и белых панамах, неспешно спускающихся по трапу космолета…
– Узнаешь?
– Погоди-ка… — Аллан внимательно приглядывается. — Точно, Андрюха!.. А ну-ка!
Он нажимает кнопку, вмонтированную в подлокотник парковой скамьи, и голос информатора становится громче:
«Группа консультантов, прибывшая на планету Дархай, Магелланово Облако, вот уже полгода осуществляет напряженную работу по согласованию позиций конфликтующих сторон. Сегодня мы имеем возможность впервые показать вам, уважаемые зрители, кадры, запечатлевшие прибытие экспертной комиссии Единого Галактического Союза…»
Еще несколько секундных кадров: та же самая делегация, но уже в одеяниях официальных, при галстуках и платочках в нагрудных карманах пиджаков; судя по всему, запечатлен прием в верхах — все по протоколу: речи, вручение цветов, рукопожатия… хотя, прямо сказать, бедновато живут тамошние верхи, и кроме землян, все присутствующие затянуты в уродливую пятнистую униформу.
«В кратком интервью ОМГА глава экспертной комиссии Демократической Конфедерации Галактики господин Мураками выразил надежду на скорейшее урегулирование конфликта…»
Информ-экран крупным планом продемонстрировал лицо господина Мураками, затем — оного же господина в полный рост, во фраке и с бабочкой на фоне исступленно роскошного интерьера, вовсе не похожего на предыдущий. И снова — крупный план: жесткое, непривычное к улыбке лицо, плоское, раскосое, с неожиданно белокурым ежиком, почти скрывающим низкий лоб.
– Где-то я этого хмыря видел… — Яан поднял глаза к синеве неба, пытаясь припомнить. — И вроде недавно…
– Не ломай голову, Янька!
Холмс все-таки закурил — без удовольствия, скорее просто так, по привычке, от нечего делать.
– Ни фига себе. — Кольцо дыма, медленно расширяясь, уплыло ввысь. — Нашлась пропажа. Ты только прикинь, Янька, а? Дархай… А как он тогда знал? Ни слова не сказал…
– Угу. И Лемура неделю ревела…
Приятели переглянулись и одновременно хмыкнули, вспомнив нечто известное обоим.
– Что, Янька, так и не обломилось?
– Где уж нам уж. — Конопатый лик забавно сморщился, изображая непритворное страдание. — Не наш уровень. Гуляй, говорит, пацан, и все дела. А жаль-то как, спасу нет… Такая девочка! Андрюха кретин — хоть адресок бы ей оставил…
