А что? И процитирую! И ежели кому-то очень уж не по нраву такая по нашим временам несуразица, как стихи, так пусть он их и пропустит или вообще не слушает меня, раба рабов Божиих, как бы ни именовал себя Бог, смиренного Господнего служителя, двадцать седьмого носителя скромного, но, смею надеяться, не столь уж и бестолкового имени Бенедикт…
Итак, цитирую:
Небосвод распахнулся, ненастен и хмур.
Спой, токон, — пусть узнает отеческий край:
если мы до утра не войдем в Барал-Гур,
значит, мы недостаточно любим Дархай…
И чтоб этот упрек сто столетий вперед
не лежал на потомках позорным клеймом —
пусть подавится бездна, пусть пропасть в мученьях умрет,
захлебнувшись в крови, поперхнувшись раздавленным злом!
И на танках по плоти, считая последние ке,
растирая хрусталь, сокрушая проклятый нефрит,
пусть миньтау пройдут и внесут в город Зла Золотое Копье,
что оранжевых демонов черное сердце пронзит!
[4]
Вот так-то. Казалось бы — Дархай, глубинка, никакого тебе политеса, и все же…
Кто-то скажет: апокриф. Да, не исключаю. И все же, полагаю, вы поймете, почему, прочитав и перечитав сии строфы, я отложил все дела и сел за составление специальной энциклики. И не знаю уж, чем конкретно на этот раз, но чем-то она, моя всем известная энциклика «De mortuis…»
[5]
достала-таки власти предержащие! Собственно говоря, мои воззвания и без того редко прорываются в свет. Никакой цензуры, упаси Боже, не те времена, и все-таки — вы же знаете нашу систему. То «преждевременно, Ваше Святейшество», то «после драки кулаками не машут», то «вопрос вентилируется в верхах», и, в конце концов, «извините, проблема закрыта!».
И не приходится удивляться, что дражайший мой эскулап, магистр ди Монтекассино, прочитав (а как без этого?), тут же и перезвонил куда следует; спустя день вместо обычной улыбчивой сестрички с одноразовым шприцем ко мне в палату явились — задом отвечаю, с его наколки! — двое очень вежливых и просто на диво компетентных представителей неких организаций, корочками коих под носом у меня повертели, но в руки не дали.
Они вели себя вполне прилично: не хамили, не дерзили и, как это ни странно, даже не допрашивали — во всяком случае формально. Но зато в течение битых трех часов, спасибо, хоть с перерывом на обед, они с шутками и прибаутками наперебой домогались чистосердечного признания, откуда мне, собственно, все это известно и, в первую голову, где я, черт побери, взял стишки…
Я же сидел паинькой, время от времени крестился и кротко повторял: «Все от Господа Бога Нашего, дети мои, все от Него, и ни от кого иного…»
Уходя, один из них что-то прошептал на ушко напарнику, и тот покрутил пальцем у виска. Гадкий человечишко, наверное, думал, что я сплю и ничего не вижу. А я так по сей день и не пойму толком, кто же из нас троих был более здрав рассудком.
Впрочем, как бы то ни было, а жизнь шла своим чередом. В рамках моих профессиональных интересов во всяком случае Сын был по-прежнему единосущен Отцу (хотя проблема подобосущности тоже подчас вставала на повестку дня), Аллах оставался «акбар», Кришна — «хари» и «ом мани», всему вопреки, пребывало «падме хум». И это было правильно. Во всяком случае за пять лет после событий на Дархае четверо антипап (ибо я, папа истинный, злобствование врагов поправ, жив!) отдали душу уж не знаю кому — надеюсь, что все-таки Господу…
И в тварном мире тоже все шло без особых изменений.
Или почти без изменений.
Вот только однажды пришла мне посылочка с того самого пресловутого Дархая. Добрейший мой синьор Джамбатиста, как водится, порылся в ней, не обнаружил ничего предосудительного и для себя интересного и любезно передал по назначению. В черном ящике покоился упакованный в стружку объемный портрет совсем молоденького отрока по имени А Ладжок и письмо, состоящее из трех пунктов.
Первый извещал меня (!), что Бога нет, а есть Железный Вождь А, коему, в связи с отсутствием Бога, все дозволено.
Пункт второй подчеркивал стальную волю упомянутого привести народ свой в рай (!!), непонятно только, в какой конкретно…
Третий же настоятельно рекомендовал мне бросить все и незамедлительно начать молиться за торжество богоугодных и христолюбивых (!!!) идей квэхва.
Взамен гарантировали пайку ла трижды в сутки.
В левом нижнем углу портрета было начертано — коряво и, видимо, собственноручно: «Приказываю долго жить. Любимый и Родной».
К великому моему сожалению, из-за габаритов подарка уместить его на стене не представилось возможным…
Если мои данные точны, аналогичные презенты получили и лидеры великих держав. А получив, задумались, а подумав, решили, что старые доктрины, хочешь не хочешь, придется ломать. Ну и, естественно, строить новые…
Сатангам прибавилось работы.
После долгих и утомительных консультаций было решено действительно распустить армии. Во всяком случае, сократить настолько, что это уже, по факту, и было форменным упразднением. В самом деле: какая война, ежели некому воевать? Вполне логично. А для-ради порядку и дисциплины решили: вполне достаточно и разнообразной полиции. Что же касается оружия, так от него предполагалось избавиться впоследствии, поэтапно, благо имелись у сатангов на сей счет некоторые специфические, вслух не высказываемые соображения.
Решено — сделано, к великой радости мам и пап тех юных дубинушек, что рвались в секретные (Боже ж ты мой, да для кого, кроме наивных дурочек, сие было секретом?) училища и прочие академии. Сопляков же никто не спрашивал, и они, оставшись с носом, побрели избирать себе иную романтику.
Стратеги же наши доблестные и тактики особо не ликовали, однако и они, правду сказать — не без ворчания, но покорились; не могу сказать, чтобы смирились, нет, протестовали, конечно, не без этого, но протест ограничился возникновением массы бурчливых, весьма оппозиционных и воинственных — к счастью, только на словах — ассоциаций…
Понятное дело, и Господь тому свидетель, ни на размеры пенсиона, ни на соответствующее заслугам уважение помянутые тактики, а равно и стратеги жаловаться не могли.
Человеки же, в таинствах высокой политики не искушенные, веселились. От души, порой не в меру, а зачастую и сверх всякой меры. От добра они искали добра, и еще добра, и еще, и даже немного свыше того. И всегда, как водится, находились услужливые доброжелатели, готовые за вполне посильную мзду предоставить интересующимся все мыслимые и немыслимые отдохновения. Не убежден, что промысел этот был в полном соответствии с действующим законодательством, и потому некоторые особо щепетильные граждане в сердцах именовали их чуть ли не мафией, что, на мой взгляд, вряд ли справедливо. В конечном счете наша Галактика — не древняя Сицилия, и сваливать все подряд на мафию — значит ни о чем не говорить. Время наступило шершавое, небожеское, и подчас трудно было уже понять, кто, собственно, клиент, а кто — поставщик, и чем добропорядочный налогоплательщик отличается от профессиональной торпеды…
