Никак не оставляло воспоминание о гроссбухе с плодом ла на обложке. Как там насчет меня? Нет, не зря, вовсе не зря я вчера отправил людей пощупать одесский Клуб Гимнастов-Антикваров. Слоник и Кот справятся, они выполняли и более сложные задания…
У выхода из парка нас ждал сюрприз. Двое совершенно неприметных граждан позволяли себе то, что не принято среди порядочных людей: пасли меня, лишь для приличия прикрыв носы газетами. Ох-ти… Законопослушному налогоплательщику, которого четверть века вели (а не выпасали, как последнюю шестерку!) виртуозы «Мегапола», невыносимо режет глаз топорная работа дилетантов.
Я сделал им ручкой, усадил детей, и мы уехали.
А у ворот резиденции лежал мешок, небольшой и чудовищно грязный, и я сразу, еще не видя, догадался, что там лежит, поскольку хорошо помнил нравы, царившие в эру Наставника.
– Открыть! — приказал я.
И, помнится, удивился, заглянув: оказывается, отделенные от тела, головы вовсе не похожи на себя при жизни. Особенно Слоник…
Очень спокойно я завязал мешок.
Прошел в дом. Подошел к жене. И сказал:
– Бибигуль! Нам необходимо поговорить…
Это было четыре часа назад. Точнее, четыре с половиной. Бибигуль с детьми, наверное, уже на пути к орбите Геи-Элефтеры. Надеюсь, малыши хорошо перенесут полет. И еще надеюсь, что Хайдар-Али не забудет деда. Нет, я верю в это: Бибигуль не позволит забыть…
В здании тихо и спокойно. Сотрудники проинструктированы, жалюзи опущены, арсенал расконсервирован. Каждый знает свое место. Люди работают, как обычно, но — ждут.
Я же сижу в кабинете, спиной к стене, и стираю смазку с позолоченного «кайзера».
Хорошая штука: легкий, удобный, на шестьдесят патронов.
На прикладе — нашлепка: «Дорогому ученику от любящего учителя».
Вот и дар Наставника Пака на что-то сгодился.
Болит сердце. Сильно болит. Все сильнее и сильнее…
И ведь не приляжешь.
Пока Хозяйство не закрыто, Администратор из кабинета не уходит…
Глава 7
…Если же алчет истины человек, но бредет во тьме, не имея свечи и не ведая пути, пойми и его, Добротворящий, чистого в незнании своем, и суди его не по ошибкам, неволею содеянным, иже избегнуть оных не дано и святейшим угодникам Твоим, но по искренней жажде духовной, боли сердечной и готовности бескорыстной отдать жизнь и благо свои за други своя, знамые и незнамые. Пойми, а поняв — поддержи, ибо Ты веси, что в этих заблудших среди путей неисповедимых, но праведных грядущее торжество Твое, иже замыслено Тобою восторжествовать, Господи!..
Рассказывает Акиба Д. РУБИН, физик боэция.
47 лет. Гражданство двойное
24 июля 2215 года по Галактическому исчислению
Курьер был юн до неприличия, хмур и до краев переполнен сознанием важности собственной персоны и исполняемой миссии. Он дважды, нет, даже трижды внимательнейшим образом изучил паспорт, проверил удостоверение, затем потребовал диплом, долго читал его, забавно шевеля губами и помогая себе языком, затем осмотрел меня, едва не обнюхав от полноты усердия, и наконец, видимо, убедившись, что я — это я, а не кто-то иной, злонамеренно облачившийся в мою пижаму, вручил мне под расписку в пяти экземплярах довольно-таки толстый пакет, затянутый в футляр из пахнущей вовсю свежевыделанной крокодильей кожи.
После такой процедуры давать на чай рука как-то не поднялась, хотя юноша, кажется, ожидал чего-то в этом роде и, уходя, бурчал под нос нечто мало для меня приятное…
Закрыв за явлением дверь, я вышел на балкон, настроил шезлонг, уселся и принялся за вскрытие. Любопытно было не передать как. Давненько не получал я подобных пакетов, и для полноты сюрприза не хватало разве что группы автоматчиков сопровождения, окружавших посыльного.
Но чего не было, того не было.
Проследив с высоты, как курьер седлает черный, похожий на небольшого лакированного верблюда мотоцикл и убывает, весь в клубах дыма и грохота, я рассупонил медные застежки, лезвием перерезал витые шнурки, расстегнул «молнию», предварительно удалив сургучные печати, распахнул папку — и охренел.
Такого попросту не могло быть.
Но факт есть факт: лист первый (опись вложения) был заполнен лично Теодором…
Тем самым Теодором Иоганновичем Дуббо фон Дубовицки, академиком и ответственным секретарем, который, я абсолютно убежден в этом, согласился бы пойти на контакт со мною лишь в том случае, если бы ему зажали яйца в тиски и долго, убедительно не отпускали.
Уже хорошо. Что бы там ни было дальше, а — приятно.
В папке же покоилась аккуратная кипочка бланков, пронумерованных и по всем правилам заверенных подписями, штампами и печатями.
Вощеный пергамент, золотой обрез по краям; сверху, строго посередине, эмблема Объединенного Института Энергетики: символ разорванной бесконечности — незавершенная восьмерка на боку, игриво орнаментированная сугубо паритетным количеством красных и белых многоконечных звездочек.
И, всенепременнейше, готический шрифт девиза: «Urbi et orbi», то бишь — нам от мира скрывать нечего.
Первый лист, как уже указывалось, являлся описью вложения, и я немедленно отправил его в корзину. Зато второй от верха до низа занимало перечисление инстанций, ведомств и учреждений, давших «добро» на отправку настоящего письма либо удостоенных чести ознакомиться с копиями оного. В числе прочих такой честью обременили себя Центр Службы Контроля ЕГС и Управление Контрольной Службы ДКГ (ну, этим сам Бог велел!), обе Академии (эти-то тут при чем?!), оба же Ведомства Оригинальных Идей (какой кошмар!), и так вплоть до загадочного ДБЛВК-5, лично мне неизвестного, зато единственного на обе державы и, надо думать, тоже паритетного.
Лист третий содержал собственно послание.
Как положено — в две колонки. Правая половина открывалась обращением «Досточтимый сэр!», а левая, соответственно, «Гражданин Рубин!».
Далее тексты были аутентичны. Меня извещали, что:
а) простили мне необдуманные действия, а равно и высказывания, совершенные, как установлено, из —
б) политической наивности, а отнюдь не по злому умыслу, как предполагалось ранее, и следовательно —
в) приглашают (читай: приказывают) и убедительно просят (читай: то же самое, но круче) продолжить работу в клоаке (терминология моя. — А.Р.), именуемой ОИЭ.
Итого: требовали — подчинения, лояльности и стабильных творческих успехов; обещали — звонкие бубны за горами, журавля в небе и телушку за морем.
Подписано: особо ответственные уполномоченные по обеспечению паритета в энергетике Колин Г. Б. Лонгхэнд (как же, знаю этого придурка) и Ю. В. Долгорукий (о, вот это имя мне ничего не говорит, видимо, из новеньких).
